Там среди орденов с германского фронта поблескивают несколько крупных монгольских и китайских звёзд. Эти звёзды появлялись на груди генерала каждый раз, когда он возвращался со своих таинственных миссий в довоенное время.
«Сейчас Азия созрела для революции, — продолжает он. — Там с наименьшим риском и наименьшей затратой средств мы можем добиться наибольших успехов. Азия просыпается национально. Мы должны использовать это пробуждение в наших целях. Азиаты не настолько культурны и избалованы, как европейцы».
«Азия в наших руках важнее, чем Европа, — отвечает Николай Сергеевич своим мыслям. — Тем более, что Япония теперь вышла из строя. Сегодня ключ к Азии — это Китай. Одновременно с этим, нигде в мире нет таких благоприятных предпосылок для революции, как в Китае».
«Ну, хорошо, я тебе отдам Китай, — шутливо говорит генерал-полковник. — Что ты с ним будешь делать?»
«Это колоссальный резервуар живой силы, — отвечает Николай Сергеевич. — Шутка сказать — иметь такой резерв для армии и для промышленности. А самое главное — этим мы поставим Америку на колени».
«Опять тебе Америка покоя не даёт», — смеется генерал-полковник.
«Рано или поздно, а наши дороги перекрестятся, — говорит отец Жени. — Или мы должны отказаться от нашей исторической миссии, или быть последовательными до конца».
«А я всё-таки полагаю, что наша послевоенная политика направлена к тому, чтобы по возможности обеспечить безопасность наших границ. Как на Западе, так и на Востоке», — настаивает генерал-полковник.
Из осторожности он придаёт своим словам форму толкования политики Кремля, а не своей личной позиции в этом вопросе.
Николай Сергеевич с улыбкой превосходства качает головой: «Не забывай, дорогой, что социализм можно построить в одной стране, а коммунизм — лишь во всем мире».
«Какое тебе дело до всего мира, когда ты русский?»
«Мы, прежде всего коммунисты, а потом уже русские…»
«Так, так… Значит тебе необходим весь мир», — слегка иронически постукивает пальцами по столу генерал-полковник.
«Такова генеральная линия Партии!» — холодно звучит ответ Николая Сергеевича.
«Наша политика во время войны…» — слабо пытается возразить Клыков.
«Политика может измениться в зависимости от обстановки, а генеральная линия остается генеральной линией», — не даёт ему окончить Николай Сергеевич.
«Так должно быть, — медленно говорит он, ни к кому не обращаясь и как бы подводя итог своим мыслям. — Это историческая необходимость! Мы уже исчерпали все возможности внутреннего развития. Внутренний застой равносилен смерти от старческой слабости. Мы и так уже во многом вынуждены хвататься за прошлое. Мы должны или окончательно отступить на внутреннем фронте, или идти вперед на внешнем фронте. Это закон диалектического развития каждой государственной системы».
«Ты заходишь слишком далеко, Николай Сергеевич. Ты ставишь интересы государственной системы выше интересов твоего народа и твоей страны».
«На то мы с тобой и коммунисты», — медленно и твёрдо говорит отец Жени и поднимает бокал, подтверждая этим свои слова и как бы приглашая следовать его примеру. Генерал полковник делает вид, что не замечает приглашения и лезет в карман за папиросами. Анна Петровна и Женя прислушиваются к разговору со скучающим видом.
«То, что ты, Николай Сергеевич, говоришь — это слова, а на деле это означает — война, — после долгого молчания говорит Клыков. — Ты недооцениваешь внешние факторы, например Америку».
«Что такое Америка? — Николай Сергеевич не торопясь поднимает в знак вопроса растопыренные пальцы. — Конгломерат людей, не имеющих нации и идеалов, где объединяющим началом является доллар. В определённый момент жизненный стандарт Америки неминуемо упадёт, классовые противоречия возрастут, появятся благоприятные предпосылки для развертывания классовой борьбы. Война с фронта будет перенесена в тыл врага».
Уже глубокий вечер. В Москве бесчисленные инвалиды, вдовы и сироты пораньше ложатся в постель, чтобы не чувствовать голода в пустом желудке, чтобы забыться во сне от своих горестей и забот.
Где-то далеко на Западе, окутанные ночной мглой, в мёртвой безнадежности лежат Германия и Берлин — наглядный урок тем, кто рассматривает войну, как средство политики.
«На то мы с тобой и генералы, чтобы воевать», — как эхо звучат слова Николая Сергеевича.
«Генерал, прежде всего, должен быть гражданином своей родины, — глубоко затягивается папиросой Клыков и пускает дым к потолку. — Генерал без родины — это…»
Он не заканчивает своих слов.
Во время войны генерал-полковник Клыков успешно командовал крупными соединениями Действующей Армии. Незадолго до окончания войны он был неожиданно снят с фронта и назначен на сравнительно подчиненную должность в Наркомате Обороны.
Для боевых генералов такие перемещения не происходят без соответствующих причин. Перед отъездом в Берлин я несколько раз встречал Клыкова в обществе Николая Сергеевича и Анны Петровны. Всегда, когда речь заходила о политике, он был очень умерен и придерживался национально-оборонческой позиции.