Песнь призрачного леса

– О боже! Господи!

Тетя Ина даже головой дергает.

– Что?!

– Фрэнк! – В сознании моем четко проступает его рокочущий баритон. Тогда, при последнем разговоре. В трейлере. – Когда Джим стал распространяться о петле, я еще подумала: интересный оборот, недавно я его слышала… Так вот! Фрэнк приезжал извиняться перед мамой за поведение на кладбище несколькими днями раньше. Не застал ее, сидел со мной. И сказал почти точно то же самое: «Есть такие люди – сами лезут в петлю. И не успокоятся, пока не залезут».

И тут же следом в сознании всплывает вторая формулировка, вернее, пьяное восклицание – уже на стройке, в ночь заклинания Джимова духа: «Он! Только он, вина на нем одном… Лживый насквозь, коварный червяк». Это о Джессе – я сразу догадалась, только не подумала, что тут скрыта некоторая доля истины. Тайный смысл. Что же все-таки наделал Джесс, в чем его «вина» и как она связана с Фрэнком?

Однако теперь совпадают все кусочки мозаики, один к одному: упрямое и непреклонное стремление взвалить вину именно на моего брата, странное и необъяснимое поведение на стройплощадке, голосовое сообщение на моем телефоне.

– Я не утверждаю, что он лично тюкнул Джима молотком, но он как-то замешан – это точно. Иначе ничего не сходится. – Наверное, подсознательно я с самого начала догадалась, только боялась себе признаться, поверить.

– Не знаю, Шейди, – протягивает тетя Ина. – Возможно.

Чтобы успокоиться, делаю вдох-выдох.

– Мне необходимо его повидать. Поскорее. Разобраться. Понять, почему он так упорно указывает на Джесса. Почему не допускает даже подозрений в адрес других. Доступ на стройку имела чертова прорва народу, и не сомневаюсь, зуб на Джима имела добрая половина из них. Преступником мог оказаться любой работник фирмы. Фрэнку это прекрасно известно. А он в первую же минуту, без малейших колебаний, ткнул пальцем в Джесса. Этот человек что-то утаивает, и я должна выяснить – что.

Тетя выдерживает паузу, прежде чем ответить:

– Я думаю, не надо, Шейди. Не стоит тебе идти на открытое столкновение с Фрэнком. Ты – девушка шестнадцати лет, он – взрослый мужик. И совсем не такой святой, каким его славит молва. Мы тесно общались в молодости…

О да. Кроме как от Джима и мамы, я ни от кого ни разу не слышала худого слова об этом «славном дядьке», а для Кеннета он вообще Иисус Христос в левайсах[79], не меньше. Но нет, не святой он. Какое уж там. Темная, жестокая его сущность открылась мне уже дважды – сквозь алкогольный угар на стройке и сквозь брызги слюны на немыслимом голосовом послании. Не святой – к гадалке не ходи. Вопрос лишь в том, насколько нечестивый.

– Продолжай, тетя Ина.

В ответ – лишь глубокий вздох.

– Мама говорила: однажды папа набросился на него с кулаками, – пришпориваю я.

– Она тебе об этом рассказала? – В голосе тети Ины – изумление и замешательство.

– Ну только о том, как Фрэнк подбивал к тебе клинья, а ты пыталась его отшить, но безуспешно. Тогда папа рассвирепел и отмутузил его.

Тетя долго молчит, и я уже боюсь – этим дело и кончится, как вдруг слышу невнятное:

– Фрэнк Купер… не любит отказов. Не принимает слова «нет».

– Так он что… пытался тебя… – Язык не поворачивается закончить вопрос. От одной мысли о таком челюсть сводит.

Тетя Ина прочищает горло, но речь все равно выходит дрожащей:

– Да. Да. Именно. Хотя зайти далеко ему не удалось – спасибо твоему папе. А я… а у меня не хватило смелости подать заявление. Фрэнка обожал весь город. Уже тогда. Я решила: мне не поверят. – Боковым зрением вижу, как она проводит ладонью по глазам, как всегда в моменты глубокой подавленности. – Потом всю жизнь стыдилась своей робости проклятой…

Она терзается, корит себя за то, в чем нет ее вины, а есть беда. Боже, у меня сейчас сердце разорвется. Беру ее за руку и крепко сжимаю.

Надо же. Джим и Фрэнк. Тьма и свет. Зло и добро. Только выходит, мы с самого начала перепутали ярлыки – одному навесили тот, что полагался другому, и наоборот. Может, покойник справедливо считал брата волком в овечьей шкуре, хотя никто с ним не соглашался? А мы с Джессом, когда недоумевали, как мама могла выбрать себе такого жалкого, дрянного мужа, в свою очередь, ошибались в Джиме?

– Ты не устала, тетя Ина?

– От чего, дорогая?

– Бояться и прятаться от всяких самоуверенных Фрэнков, держащих весь мир за загривок? – Я смотрю на нее гневно и тут же раскаиваюсь – бедняжку колотит, она пытается обхватить самое себя руками…

– Так что же делать?

Меня вдруг накрывает ревущая волна, в которой ярость, страх и надежда сливаются воедино. До правды рукой подать. Остался один шаг. Надо только вывести на чистую воду этого гада.

– Джим все знал о папиной скрипке. Ну о ее свойствах. А Фрэнк?

– Шейди, тебе нельзя больше касаться этой несчастной скрипки. Нельзя, и все. После всего случившегося – неужели ты сама не понимаешь?!

– Знал или нет?

Тетка горестно всхлипывает:

– Не до конца. Но, по-моему, догадался. В тот вечер… ну после драки… он обозвал Уильяма извращенцем и демоном.