Песнь войны (СИ)

Наёмник чувствовал себя, будто едет на лошади, но животом на седле. Рука Иггмура больно сдавливала рёбра, и каждый его шаг отдавался толчком, сбивая дыхание. Через некоторое время тряска прекратилась, а наёмник оказался на земле. Переведя дух и усевшись, он увидел свои руки, которые выглядели так, будто его откармливали на убой. Правым глазом Таринор не видел ничего, он даже не мог его открыть. Распухшими пальцами наёмник ощупал лицо и понял, что оно напоминает надутый свиной пузырь, а там, где должен быть глаз, находилась упругая болезненная шишка. Куда-то девшийся Тогмур тем временем вернулся, вытирая лицо.

— Там дальше ручей. Холодный, освежающий. Самое то после такого… — рыжий не договорил фразу, застыв с круглыми глазами. После секундной паузы он согнулся пополам от смеха.

— Фто такое? — недовольно спросил Таринор, но услышав собственную речь, понял, что его лицо, должно быть, представляет собой действительно смешное зрелище. — Фильно опухло?

— Не то слово, — выдавил Тогмур. — У тебя будто задница вместо глаза, а губы… — он вновь разразился хохотом. — Любая девка позавидует! У тебя рожа вообще на буханку хлеба похожа!

— Не фмейфя, болван! — попытался разлепить губы наёмник. Его начало знобить. — Наф уфлыфат!

Теперь даже Иггмур захихикал басом, а его брат так вообще присел на землю, держась за живот.

— Лучше… Лучше просто молчи! Я… Не могу! Ты похож на… На поросёнка… Розовый такой… Упитанный…

Некоторое время спустя Тогмур всё-таки смог взять себя в руки и, глупо улыбаясь, очевидно, прилагая все мыслимые усилия, чтобы вновь не залиться смехом, повёл Таринора к ручью. Лицо наёмника горело, и прохладная вода ощущалась ледяной и невероятно приятной для опухшего лица. Когда же наёмник вернулся к тому месту, где они остановились, он увидел Иггмура, безмятежно сидящего на камне.

— Красиво, — пробасил он. — Птички запели.

Наёмника бросило в холод. Он прислушался — и точно. Если до этого трели пернатых органично вплетались в шум листвы, стрёкот сверчков и прочие лесные звуки, то теперь они были слышны отчётливо и сильно выделялись.

— Уфодим. Фефяс! — резко сказал Таринор.

— Ох, лучше ничего не говори, а то я снова буду по земле кататься, — ответил Тогмур.

— Пфтицы! Они внают, фто мы вдефь!

— Что нам птицы-то сделают…

— Эльфы! Эльфы внают! Надо вернутьфя на тропфу. — наёмник быстро зашагал туда, откуда ещё некоторое время назад они неслись, сверкая пятками.

— Там же пчёлы! — испуганно воскликнул Иггмур.

— Пфлевать! — отрезал наёмник, не оглядываясь. — Нувно вернутьфя, а то ваблудимфя.

Теперь впереди шёл Таринор. За ним следовал настороженный Тогмур и вглядывался в окружающий лес. А позади семенил испуганный Иггмур, вжав голову в плечи. Они уже немало прошли, когда рыжий взял наёмника за плечо.

— Слушай, Таринор, мы уже должны были прийти обратно. А тут ни улья, ни дерева, ничего. Сплошной лес, — в голосе Тогмура был слышен плохо скрываемый страх. — А вдруг эти россказни правда, и мы теперь не найдём выхода?

— Ефли мы фвернём, то тофьно ваблудимфя, — стараясь не терять самообладания, ответил наёмник.

Непросто говорить уверенно, когда губы больше напоминают оладьи, но он и сам понимал, что Тогмур, скорее всего, прав. Они и в самом деле заблудились.

— Фёрт бы ваф пфобврал ф вафым мёдом… — тихо сквозь зубы процедил наёмник, как вдруг из-за пазухи выпал серебристый листок.

Таринор попытался поймать его на лету, но он полетел в сторону, будто подхваченный ветром. Наёмник дёрнулся в ту сторону, а листок полетел дальше. И тут его осенило: ветра-то нет. Воздух был неподвижен, как в склепе. Селименора…

— Ва мной, — коротко сказал Таринор. — Я внаю путь.

Братья последовали за ним без лишних вопросов. Тогмур побледнел, и его румяное лицо теперь выглядело нездоровым.

— Не бойся, братишка, — раздался голос Иггмура. — Мне тоже страшно.

— И вовсе я не боюсь, — огрызнулся тот. — Сейчас Таринор нас выведет. Он дорогу знает…

Наёмнику тоже хотелось верить, что он знает дорогу и это действительно знак богини. И что целью она имеет именно вывести их на тропу. Наверное, если бы не опухшее покрасневшее лицо, он бы сейчас тоже выглядел испуганным. Наконец, перелетев через кусты, листок приземлился на вытоптанную травяную тропинку. Перекатившись в сторону, он замер. «Туда, стало быть, и пойдём. Спасибо тебе, среброокая», — подумал Таринор. Он спрятал листок обратно и облегчённо вздохнул.

— Феперь вперёд. И никаких офтановок, пфёл и мёда! Фторой раф мовем и не выйфи…