Песня длиною в жизнь

Это взволновало Эдит. Ей очень хотелось растрепать его шевелюру, а не лепить маленькие шарики из серого хлебного мякиша.

Поскольку никто из сидевших за столом не ответил на ее предложение, она добавила:

— Если ты вставишь один или два номера из старых выступлений, публика будет довольна.

Ив был очень сдержан, с тех пор как в зал вошли Эдит и Анри, он больше смотрел на свой кофе, чем на окружающих. Выражение его лица свидетельствовало о мучениях, которые его терзали при взгляде на эту пару. Он с трудом подавлял ревность.

Стиснув зубы, Ив прошипел:

— Об этом не может быть и речи, — и поднес чашку к губам.

— Она пустая, — прокомментировала Симона.

Его рука опустилась, и он, удивленный и беспомощный, воззрился на кофейную гущу на дне.

«Как же я хочу поцеловать его», — подумала Эдит.

— Что ж, позволю себе высказаться, — начал Луи. — Я согласен, что было бы неплохо, если бы Ив немного осторожнее представлял новые песни.

С бряканьем Ив поставил чашку на блюдце.

— Я тяжело работал над новым репертуаром именно для того, чтобы сейчас не делать ничего нового?

Ив, очевидно, был очень взволнован, потому что снова стал растягивать гласные в своей типичной южно-французской манере, как будто никогда и не было многочасовых упражнений с карандашом во рту.

— Полегче! — улыбнулась ему Эдит. — В воздухе уже витает запах чеснока!

К столу подошел официант. Это был пожилой мужчина, вероятно заменявший своего павшего на войне или захваченного в плен младшего коллегу.

— Мсье Конте, вас просят к телефону. Звонок из Парижа.

— Наверное, это Дорис, — сказала Симона.

На самом деле она только прошептала, но в тихом ресторане ее голос прозвучал, как будто она вещала через громкоговоритель.

Внешне спокойный, но с тревожным взглядом, Анри отодвинул стул, сложил газету и положил ее рядом со своим местом.

— Я скоро вернусь, — пообещал он окружающим, хотя понятно было, что обращался он исключительно к Эдит.

Она безучастно смотрела ему вслед. Что она должна была сказать? Конечно, это звонила жена. Кто же еще? Всегда одно и то же. Эдит впервые прониклась некоторой благодарностью к Дорис Конте с ее настойчивостью. Будет неплохо, если Анри вспомнит о своих обязанностях мужа. Она повернула голову и встретилась с вопросительным взглядом Ива. Она снова улыбнулась.

— Мы должны еще раз внимательно изучить твою программу на предмет возможных ошибок и необходимых изменений, — сухо сказала она.

— Нет, Эдит. Нет.

— Позже буду ждать тебя в своей комнате. Надо работать, Ив. Но теперь я хочу немного прогуляться…

Когда ее возлюбленный и ее импресарио поспешно поднялись, она неодобрительно махнула рукой.

— Пожалуйста, останьтесь здесь. Я хочу побыть одна.

«Я должна подумать», — мысленно добавила она.

Ей нужна была улица. Ни успех, ни любовь мужчины, ни все деньги мира не могли заменить той свободы, которую она там ощущала. Собственно, она была оттуда родом.

Иногда ей казалось, что ей не просто нужно небо над улицами, пахнущими бензином и мусором, а еще и дома с их бесконечными историями, спрятанными за фасадами. Стены будто разговаривали с ней, рассказывая о тоске, страсти и боли, обо всем, из чего она черпала строки для песен или настроение, чтобы петь то, что для нее написали другие. Однако в этот октябрьский день в Лионе ей просто хотелось проветрить голову, погуляв на свежем воздухе.

За ночь дождь прекратился, и сквозь облака пробивались солнечные лучи. В еще не высохших между булыжниками старой мостовой маленьких лужицах переливались радужные пятна. Перепрыгивая через лужи, она вспомнила прогулку с Ивом и загрустила. Ей вспомнился смех, срывавшийся с его губ. Тех самых губ, которые она так любила и хотела целовать. Вчера. Сегодня. Утром. Может, так будет всегда. Может, нет. Она не знала, как долго будет желать его нежности. Но сейчас она принадлежала ему. Именно в этот момент, когда быстрыми шагами шла к берегу Соны. Она перестанет с ним играть — да, она должна, наконец, это сделать. Она была совершенно уверена. Вернувшись в отель, она поговорит с Анри. Ее сердце часто забилось. Конечно, это из-за быстрого шага.

Оставался вопрос, связанный с репертуаром. Разумеется, Ив не хотел ничего менять. Он упрямец. Таким она его знает с момента их знакомства. Но ей всегда удавалось убедить его. Даже если ее совет был неправильным — теперь приходится это признать. Но изменения — часть их творческой работы. Ей самой приходилось не раз менять песни, прежде чем она находила правильную форму. Были такие песни, которые публика сначала не принимала, но потом однажды они внезапно раскрывали свою силу и выразительность. Но бывало и так, что песни не имели этого потенциала. Узнавать их и различать — это часть ее работы. Эдит считала, что старые хиты Ива принадлежат именно к таким песням без всякого потенциала. А оказалось, что они чем-то зацепили людей. Так что Эдит с Ивом придется сейчас выбрать те, которые подходили бы к его новой программе, не нарушали музыкальное единство и не противоречили его новому образу. Они вместе поработают над этим и найдут решение. Она — и мужчина, которому она принадлежит.