Песня длиною в жизнь

До войны Эдит давала в Марселе концерты, имевшие феноменальный успех, теперь она хотела повторения этого триумфа. Чтобы Ив почувствовал себя в родном городе на равных с ней, она настояла, чтобы их имена на афише при входе были написаны шрифтом одного размера: «Эдит Пиаф» — черными буквами наверху, и ее портрет слева, «Ив Монтан» — белыми буквами внизу, и его портрет справа.

Она хотела, чтобы их воспринимали как дуэт, чтобы все видели, что они пара, все: публика, его семья и их соседи. И ей это удалось. Однако хорошее настроение испарилось, когда Ив исполнил шансон «Мадемуазель Софи». Он медленно, с элегантной небрежностью вышел на сцену — сын города, вернувшийся домой и радующийся этому. Ива явно вдохновили громкие овации, а Эдит, сидя в заднем ряду, держала за него кулаки, чтобы все прошло удачно.

После аплодисментов в зале воцарилась напряженная тишина. Ив стоял перед публикой и выжидал, как его учила Эдит. Прожектор выхватывал из темноты его высокую темную фигуру. Затем из оркестровой ямы зазвучала труба: вместо простой деревенской мелодии, которой ожидали люди, послышался приглушенный джаз, и Ив запел «Мадемуазель Софи», которую Эдит написала для него.

Ей сначала показалось, что публика застыла. Потом где-то что-то звякнуло. Еще раз. К музыке стал примешиваться странный звон. Эдит потребовалось время, чтобы осознать, что происходит. Она ничего не понимала, пока не разглядела тени людей, встающих со своих мест и поднимающих руки, чтобы что-то бросить вперед. Со значительным опозданием она заметила, что на сцену летели монеты. Здесь это символизировало провал…

«Когда марсельцы идут в театр, они берут с собой автомобильные клаксоны, помидоры и тухлые яйца. Клаксон производит довольно много шума, а все остальное из принесенного летит на сцену, если публике не нравится выступление. Сначала я очень боялась, что меня закидают чем-то таким. Но знаешь, со мной тогда все было в порядке, я понравилась зрителям».

Действия публики в точности соответствовали рассказам Ива о том, как ведут себя в Марселе недовольные зрители. К сожалению, им нравился старый Монтан, а новый явно не угодил.

Эдит зажала рот руками, чтобы не закричать. Она с ужасом смотрела на происходящее и всем сердцем восхищалась храбростью Ива. Он сделал вид, что не замечает оскорблений, продолжал петь то, что было запланировано, с таким воодушевлением, будто в конце его ожидает признание публики. Эдит так возмутилась поведением марсельцев, что даже подумывала о том, чтобы отменить собственное выступление. Но, конечно, это было невозможно. Это непрофессионально, и Иву такой ее поступок все равно ничем не помог бы. К счастью, в зале нет никого из его семьи, подумала Эдит, и ощутила нарастающее отчаяние.

В «Варьете Казино» планировались и другие выступления. Эдит и Ив рассчитывали пробыть в Марселе две недели. Предполагалось, что в какой-то момент Луи привезет бесплатные билеты в тупик де Мерье, а до тех пор они должны придумать, как продемонстрировать родне Ива, что он — звезда.

Луи вошел в кафе с пачкой газет под мышкой. Эдит, Ив и Симона устроились там для позднего завтрака, который по времени скорее соответствовал обеду. Такого режима Эдит придерживалась и в предыдущих концертных турах. Поскольку Марсель по-прежнему принадлежал к «свободной зоне», он стал промежуточной станцией для эмигрантов. Здесь продавались визы. А еще здесь встречались блестящие музыканты, бежавшие из Германского рейха и оккупированных стран, в основном евреи.

Именно здесь она познакомилась с Норбертом Гланцбергом. Впрочем, она не допускала этих воспоминаний в присутствии Ива. Она лишь позволила себе отметить, что сегодня за симпатичными столиками кафе было гораздо меньше гостей, чем тогда. Помимо пары пожилых дам, в заведении сидели только американские солдаты, которых теперь можно было встретить почти повсюду во Франции. Они выглядели очень разочарованными, поскольку среди посетителей было мало молодых француженок. Они бросали похотливые взгляды на Эдит и Симону. Но обе не были настроены даже на безобидный флирт. Они сидели за столиком возле окна и больше интересовались прохожими и проносившимися на улице трамваями.

Когда Луи вошел, Эдит воскликнула дрожащим от волнения голосом:

— Что пишет пресса?

— Могло быть ужаснее, я думаю, — ответил Луи, садясь на свободный стул между Эдит и Симоной. — Но я, как вы понимаете, успел лишь пролистать газеты, пока покупал их в киоске.

Зашуршали газетные страницы, все за столом занялись поисками статей. Пока Луи махал официанту, жестом показывая, что не прочь выпить, Ив первым нашел статью.

— Midi-soir пишет: «Ив Монтан, который начинает забывать ковбоев и прерию, нашел для себя новый образ».