Песня длиною в жизнь

Мелодия — результат импровизации Ноно на вечеринке в ее гостиничном номере — стала чем-то вроде лейтмотива их романа. Эдит понравился вальс, его полная драматизма динамика как нельзя лучше выражала ее тогдашнее отношение к жизни. Поэтому она снова и снова просила Ноно сыграть этот мотив. В то время они тоже долго гастролировали по югу Франции и часто встречались с различными деятелями искусства. В их числе был молодой певец Шарль Трене, который ценил дружбу мужчин больше, чем дружбу женщин.

Этот Трене однажды записал что-то на бумаге, стоя рядом с Эдит и играющим на фортепиано Норбертом. Вскоре после этого, будучи в Ницце, они случайно узнали, что Трене как собственное творение продал текст и музыку песни под названием «Турнонс, турнонс, турнонс» музыкальному издательству в Ницце. Это была мелодия Гланцберга. Дальше Эдит сделала все возможное, чтобы исправить то, что Трене небрежно назвал шуткой. Ей удалось добиться защиты авторских прав настоящего создателя мелодии и даже получить гонорар в несколько тысяч франков от музыкального издательства. Это было непростое дело в апреле 1943 года, к тому же хлопотала она для практически бесправного еврея.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — пообещала Андре. — Я сделаю все, что смогу, здесь, в Париже, и свяжусь с тобой, как только у меня появятся новости. Тьфу-тьфу-тьфу, хорошо тебе сегодня выступить, Малышка.

— Спасибо! — Эдит осторожно положила трубку.

Ее сердце колотилось в груди. Разговор не принес того результата, которого она ожидала, зато открылись новые возможности. Ей стало интересно, как отреагирует Ив, если она отправится искать своего бывшего любовника. Ее ревнивый друг, пожалуй, неправильно воспринял бы ее желание снова увидеть Гланцберга.

Что ж, это наверняка внесет волнующие эмоции в ежедневные гастроли. Ей, пожалуй, было бы приятно снова увидеть талантливого композитора и музыканта и лично убедиться, что он пережил оккупацию и преследования и находится в добром здравии.

— Малышка, я жду тебя, — позвал из-за двери Луи.

— Иду!

ГЛАВА 23

Тулуза

Автомобиль ехал сквозь сказочный лес. По крайней мере, живописная местность, по которой они двигались, была очень похожа на пейзаж из волшебной сказки. Зеленые холмы плавно поднимались к горному массиву Пиренеев, силуэты которых вздымались к самому небу. Извилистая дорога была проложена через дремучие леса, казавшиеся девственными. На холмах раскинулись виноградники, с реки поднимались клубы тумана и окутывали спящие деревья.

— Неудивительно, что партизаны Сопротивления считали эти места своим домом. Это идеальное убежище, — сказал Ив.

Он сидел рядом с Эдит на заднем сиденье машины и смотрел в окно так, будто мог различить множество плохо вооруженных молодых людей, которые не только воевали за свободную Францию, но и, пользуясь близостью границы, переправляли беженцев в Испанию, спасая тем самым их жизни.

— Иногда, — тихо добавил он, — мне стыдно, что я всего лишь пел.

— Кто может сказать наверняка, какие из твоих поступков действительно были ценны? — ответила Эдит, задумавшись. Появления на сцене французского триколора, исполнения запрещенных песен, помощи в получении поддельных документов и даже спасения еврея может оказаться недостаточно, чтобы избежать обвинения в сотрудничестве с врагом. Она вздохнула.

— Ты приносишь радость людям. Это важное дело в тяжелые времена.

Он безразлично пожал плечами и молча уставился в окно.

Дорога уткнулась в развилку, где лишь одинокая яблоня тянула к небу голые ветви. Луи резко ударил по тормозам.

— Извини, — крикнул он через плечо.

Автомобиль подпрыгнул, а затем свернул на узкую проселочную дорогу. Эдит буквально упала в объятия Ива. Когда она попыталась выпрямиться, он крепко ее стиснул.

— Мне не нравится эта идея, чтобы ты встречалась со своим старым любовником.

— Ну и? Он старый любовник, а не новый, и именно поэтому ты можешь быть совершенно спокоен, дорогой.

Он пробурчал что-то непонятное и зарылся лицом в ее волосы.

— Я считаю Ноно своим старым другом, — продолжила Эдит. — О любви не может быть и речи.

«Надеюсь, письма, которые я в последний раз писала ему, никогда и нигде не всплывут», — подумала она.

Эти послания однозначно свидетельствовали о любви и желании, о беспокойстве по поводу того, что она не получает ответов. Почему, собственно, Норберт Гланцберг и перешел в разряд друзей.