Песочные часы

Я минуту выждал и, пригнувшись, осторожно крался вдоль поезда, довольный, что никто из коллег не видит меня в таком идиотском положении. У третьего вагона я выпрямился. Выйдя из вокзала на пустую, залитую солнцем площадь, не оглядываясь назад и громко посвистывая, я энергичным шагом направился в отель «Руайяль». Я решил, что в самом центре города, в четырехстах метрах от отеля, который усиленно охраняется, никто не мог стрелять в меня умышленно. Вероятно, у кого-нибудь из часовых автомат вследствие резкого движения сам собой выстрелил, ибо пользование предохранителем здесь не получило повсеместного распространения. С сорокаметрового расстояния в меня попал бы даже ребенок.

CLXXVIII. Завтракал я в одиночестве. Солдаты принесли мне восемь бутылок пива, бутылку «луа мой» и бутылки четыре различных коньяков. Огромной миски макаронного супа с сырым луком хватило бы, пожалуй, на целый батальон.

Под конец пришел командир охраны и сказал, что самолет в Хошимин вылетит только завтра утром. Он просил оставить для меня место. Это значило, что мне предстоит провести в Пномпене еще ночь — без мытья.

CLXXIX. Два часа я пролежал под москитной сеткой, перечитывая записи в блокноте и дневнике. У порога ванной копошились муравьи и какие-то длинные, бойкие червячки цвета свежего салата. Как видно, в запертой ванной творилось что-то любопытное.

В три часа я снова отправился в город. Мне уже изрядно надоели прогулки, осмотр города, одиночество и грязь. Будь у меня какое-нибудь чтиво или хотя бы собеседник, я, верно, остался бы в отеле. Но я панически боюсь скуки и безделья. Мне кажется, что я тогда умру или сойду с ума. Уж лучше бродить по этой страшной жаре, чем валяться, уставившись в потолок.

В двухстах метрах от «Руайяля» стоял особнячок в неопределенном стиле. На его фронтоне виднелись следы от сорванных букв: Bibliothtèque Nationale[71]. Я вошел туда, собираясь подробно описать все, что увижу. После посещения бывшего губернаторского дворца я ожидал найти здесь лишь груды пепла.

Из вестибюля, усыпанного патронными гильзами, перьями из разорванных матрацев и осколками посуды, я свернул направо, в большой, распахнутый настежь зал с сохранившейся надписью: «Salle de lecture»[72]. На мгновенье я оцепенел: зал был наполнен книгами, судя по переплетам, очень старыми. Я осторожно брал их и стряхивал пыль. Первые издания Вольтера. Французские издания Шекспира, 1818 год. Какие-то французские лексиконы, выпущенные вскоре после революции 1789 года. Первые издания Теофиля Готье, Виктора Гюго, Стендаля, Бальзака, Мариво. Великолепные карты и путеводители по различным странам, в том числе целый ворох описаний Индокитая от начала французской колонизации. «Сокровищница англосаксонской поэзии». Очень старые издания Ларусса и Брокгауза. Но все это было сброшено с полок, покрыто толстым слоем пыли, человечьими, крысиными и птичьими экскрементами. Дорогие переплеты исколоты штыками. Меловая бумага старых карт в пятнах крови и мочи. Каталожные карточки выброшены из шкафов и засыпали весь пол в читальне и в соседнем пустом зале.

Национальная библиотека была гордостью королевского дома. Основал ее еще Вармана — прадед Сианука. Редчайшие и ценнейшие французские книги в течение многих лет выписывались из Парижа, ибо как иначе объяснить, откуда взялись первые издания Вольтера, валявшиеся у входа. Должно быть, полпотовцы решили не жечь этого собрания в надежде, что библиографические редкости удастся сбыть за валюту в Европе или в Америке. Вот единственные книги, которые я видел в этой стране. Стоимость их, в одном этом зале, достигала, вероятно, нескольких сот тысяч долларов.

Я бродил по библиотеке, не переставая удивляться. Некоторые залы были совершенно пусты, полностью очищены от книг, полок и инвентаря. В других рядами стояли нераспечатанные пачки книг, помеченные штемпелями и наклейками «USIA», американского ведомства пропаганды. В коридорах — множество солдатских коек, рваных одеял, разбитой посуды. Во всем здании было так пусто и тихо, словно последний человек вышел отсюда десятки лет назад.

Вдруг из небольшого зала, расположенного рядом с главной читальней, послышался короткий пронзительный визг, а потом прерывистое сопение. То, что я увидел, оказалось зрелищем ужасным. У входа была свалена груда старых книг в кожаных переплетах, высотой с полметра. Эта груда отгораживала комнатку от читального зала. Внутри металась окровавленная крыса, за которой гонялась большая черная свинья с глазами, жаждавшими убийства. Видимо, свалившиеся сверху книги отрезали животных от выхода. Шла, вероятно, последняя фаза поединка. У крысы волочился хвост по земле. Она то и дело отчаянными прыжками пыталась зарыться в книги. Свинья разрывала книги рылом и прижимала копытом хвост и туловище крысы. Наконец крыса просчиталась: выскочила на ту часть пола, которая не была завалена книгами. Свинья в один миг растоптала ее, а потом одним движением рыла отбросила этот кусок мяса на другой конец комнаты, прямо мне под ноги.