Песочный трон (СИ)

Так удачно попался торговец артефактами, изделия которого стоили на рынке в три раза дороже просто потому, что были представлены, как освящённые в Храме Великих. На деле — это были простенькие, но довольно качественные амулеты и артефакты. В основном для женщин, которые всегда найдут, что скрыть от мужчины. Усталый вид или неровный загар. Если не имеешь денег на Источники, так и это сойдёт. Но были и весьма достойные вещички. Как кольцо, при помощи которого можно заставить человека с тобой соглашаться, будто он сам этого хотел. Или тот браслет, который торговец подарил Эрвианне по просьбе Колливэ. Как же удачно старик оказался членом Палаты Артефакторов, на которую в Хостии принцесса жертвовала такие непристойные суммы денег, что отец грозился посадить её на черствый хлеб и воду. Знал бы он, как ей пригодились связи в Золотой Палате. Всё уповал на Зелёную Палату Стихийников, зная, как нелюбезен край, которым придётся править Колливэ.

Но, как оказалось, в этой стране правят не те, кто печётся о народе Арнгвирии, а те, кто умеет лгать и притворяться.

Что ж…

Пара колец, наводящих видения, и служанка уверена, что яд ей дала королева. Просто, как зажечь огонь на фитиле свечи. И дальше всё как по писаному. Жаль, служанка предпочла покончить с собой, а не свидетельствовать на суде. Но и этого хватило бы, ведь она же успела сказать, кто велел отравить Эрри. Вот только герцогиня повела себя странно. Имея все основания обвинить королеву — она испугалась. Промолчала.

А ведь Колливэ уже всё рассчитала. Даже если бы это был не суд, а просто скандал, королева бы стала презираема всей высшей знатью. Что-что, а это хостийка уяснила. Высшая знать практически равна королю. Именно потому удалось сбросить с трона династию Халедингов. И играя в высшего над высшими, Вистер рискует когда-нибудь оказаться втоптанным в грязь. А уж королева бы совершенно точно была отлучена от управления двором. И тогда эта почётная обязанность Ивсталии легла бы на плечи будущей невестки.

Именно этого добивалась Колливэ, затевая всю эту игру с отравлением Эрри. Но…

Шарам…

Хостийка пошевелила пальцами снова, и дым разделился на четыре равных клочка, обретя форму мелких крыс. Полыхнули тлеющими углями глаза.

— Покои короля, королевы, Эрвианны де Байе… — Колливэ задумалась, но через миг добавила: — И герцога Гиуре.

Крысы потеряли форму и, просочившись в щели, исчезли, оставив по себе только запах гари.

— Ваше высочество, — несмело подала голос маленькая служанка.

Но принцесса, резко подняв руку, велела ей замолчать. Ещё не хватало, чтобы слуги указывали, что ей делать.

За окном снова шелестел дождь, порой смешиваясь с мелким мокрым снегом.

Погода и правда сходила с ума в средине лета. Подобных вывертов она не позволяла себе даже в прошлом году, который арнгвирийцы назвали самым тяжёлым за несколько десятилетий.

Эрвианна прижалась лбом к холодному стеклу, наблюдая за пенящимися лужами по ту сторону. Так казалось, что мысли, которые лихорадило много дней кряду, немного остывали и трезвели. Хотя «трезвели» — не то слово. Эрри больше не выпила ни капли вина с того момента, как Исгар покинул дворец.

Теперь её разум мутился по другой причине. Стоило закрыть глаза, и то, совсем уже забытое чувство заползало к ней под одеяло, врывалось в мысли и сны. Кипятило давно остывшую кровь.

Это обескураживало Эрвианну, в первую очередь потому, что она была уверена — никто, кроме Роневана, не сможет в ней пробудить эти желания. Никогда она не сможет быть с мужчиной по собственной воле. Но вот…

Один проклятый поцелуй, и теперь Эрри не способна думать больше ни об интригах, ни о венценосной чете, ни о матери, которая больше скрывает, чем говорит. Но даже не это выбивало почву из-под ног герцогини Байе.

Она скучала по Исгару. А ведь была твёрдо уверена, что это наваждение пройдёт. День-два и всё пройдёт. Но тем не менее… Правду говорил знаменитый летописец Анжео Дорем: «Всё в мире более или менее предсказуемо, кроме человеческого сердца».

Эрри сейчас, как никогда ранее, ощущала правдивость этих слов. И сама не могла понять — почему?

Скрипнули дверные петли, утонули звуки чужих шагов в высоком ворсе ковра.

Эрвианна перевела дыхание и обернулась, спрятав смятение за невозмутимой дежурной, ничего не значащей, улыбкой. Никто не узнает о ещё одной её слабости. Их и так слишком много. И слишком много людей о них знают.

— С каких это пор ты подкрадываешься, будто вор, мама? — раздражённо спросила сиятельная Эрвианна.

Валения, нисколько не удивляясь её тону и уж тем более не обижаясь на него, опустилась в облюбованное ранее кресло.

— У тебя усталый вид, Эрри. Меня это беспокоит, — сказала мать, пристально вглядываясь в немного бледное лицо дочери, словно пыталась разглядеть то, что она скрывала. — Я предполагала, что с отъездом твоего мужа ты немного расслабишься и посвежеешь. Или дело не в сен Фольи?