Читаем Пьесы полностью

Т е т я  В е р а. Помидорчики свеженькие, с грядочки… Молочко…

В и к т о р. Вы купались, Дмитрий Алексеич? Хорошая вода?

Д м и т р и й. Хорошая.

Ж е н я. А я вчера из лагеря приехал.

И р и н а. А я тебя уже видела.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Завтракать так завтракать — прошу к столу.

И р и н а. Папа, я уезжаю.

Ж е н я. Куда?

И р и н а (усмехнулась). На край света.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. С кем?

Д м и т р и й. Со мной.


Пауза.


Т е т я  В е р а. Батюшки, батюшки мои, а у меня ведь молоко убежало…

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Пойди огонь погаси…


Тетя Вера не двигается с места.


Ж е н я. Так я и знал.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Что ты знал? Дурак! Вон какую мускулатуру вынянчил. Я бы на твоем месте подошел и в харю двинул.

В и к т о р. Что ты кричишь, папа?

Ж е н я. Мы же культурные люди.

Д м и т р и й. Что же… будем собираться, Ирина… Скоро ехать.

И р и н а. Пойдем.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Подожди. Ты куда собираешься ехать? Соображаешь?

И р и н а. Соображаю.

Т е т я  В е р а. А с кем ехать? Я не понимаю…

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Вот что, Дмитрий Алексеич, приехали вы сюда на два дня и уезжайте, а нашу жизнь вы, пожалуйста, не трогайте…

Т е т я  В е р а. А молоко-то…

Д м и т р и й. Я уезжаю, и Ирина уезжает вместе со мной.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Так… понятно… Так вот вам мой родительский ответ. Собирайте свои вещи, и чтобы через десять минут ноги вашей здесь не было.

И р и н а. Папа…

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. А с ней мы сами, без вас разберемся…

И р и н а. Папа… я…

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Что — папа? Два дня человека знаешь и ради него можешь отца бросить, брата, семью, жениха… такого парня… Он же любит тебя. Ты что молчишь, Женя?

Ж е н я. Ирина, я обязуюсь… Пусть и Николай Николаевич и родные — все слушают. Я тебя на руках всю свою жизнь, Ирина, я же… пойми меня…

И р и н а. Зачем, Женя, зачем так?.. Не надо, Женя…

Т е т я  В е р а. Подумай, Ирина, ведь счастье свое теряешь.

И р и н а. Счастье? Какое счастье?

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Ох, дочка, уж кто-кто как не мы тебе добра желаем.

И р и н а. Папа, папа, я не могу здесь больше, ты пойми.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Не спеши, Иринка… Разве можно торопиться в таком деле?

Т е т я  В е р а. Ты подумай, на какую жизнь ты себя обрекаешь?

Д м и т р и й. А вы считаете все это настоящей жизнью?

Ж е н я. А что же — мы все трудимся. И чем наша жизнь хуже?

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Что ты с ним разговариваешь? Что он понимает в настоящей жизни?

Д м и т р и й. Как сказал один поэт; «Встретимся через тысячу лет, поговорим…»

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Философия! Это легко прятаться за будущее, когда знаешь, что его никто не увидит. Ты со мной сейчас поговори, а не через тысячу лет.

Д м и т р и й. А что мне с вами говорить, Николай Николаевич? Все равно вы меня не поймете, и никогда мы с вами не договоримся.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Все это точно. Я сорок лет честно трудился — не за деньгами гнался. И в двадцать пять лет за длинным рублем к черту на кулички не ездил.

Т е т я  В е р а. Вот именно — рвачи растут.

Д м и т р и й. Я же сказал, что мы никогда не поймем друг друга. Вот видите, Николай Николаевич, то ли потому, что вы сорок лет кассиром работали, то ли потому, что сейчас на базаре торгуете, вы все рублями меряете. Ведь вы привыкли только брать и ничего не давать другим.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч (махнул рукой). А… Ты говоришь, что берем мы… Верно. Берем. А потому что заслужили. Потому что все я уже отдал. А теперь я просто хочу счастья — обыкновенного, без громких слов… Я хочу, чтобы дочь была счастлива… Чтоб никто ни в чем не нуждался. Я столько горя перенес, что имею право быть спокойным.

Ж е н я. Да что говорить — громкие слова. Как жили, так и будем жить. Смешно слушать. Вы там живете, мы здесь. Какая разница? На самом деле все очень просто. Вы двести рублей в месяц получаете, а я — семьдесят шесть. Обыкновенная вещь — достаток. Думаешь, не понимаю я тебя, Иринка?

И р и н а. Идиот ты, Женька.

Ж е н я. Обзывай, обзывай… Какое это теперь имеет значение?

Т е т я  В е р а. А молоко-то у меня…


Пауза.


Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Что же вы молчите, Дмитрий Алексеич? А ведь где-то и Женя прав.

Д м и т р и й. Любая трусость находит себе оправдание.

Ж е н я. Трусость? Я ведь действительно двинуть могу.

Д м и т р и й. Комедия дель арте.

Т е т я  В е р а. Что?

Ж е н я. Что? (Двинулся на Дмитрия.)

И р и н а. Женька…

Ж е н я. Благодари дам… А, ладно, что это изменит?

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Все ясно. Уходите, Дмитрий Алексеич, подобру-поздорову.

Д м и т р и й. Действительно, пора. Пойдем, Ирина.

Т е т я  В е р а. Никуда она не пойдет! А вы свое слышали. Давайте освобождайте… А мы завтракать будем… Пойдем, племянница.

И р и н а. До свидания, папа.

Ж е н я. Обыкновенная вещь — финиш…

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч. Что? Финиш? Никуда не поедешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное