Пьесы

«Там, где сад шумит в долине,Роза нежная цвела,Вместе с песней соловьинойВсех друзей она звала.И когда звенела песняЛегкокрылого певца,Вместе с песнею чудеснойПели верные сердца.А-а-а…Если в жизни все же грозамРазлучить нас суждено,Пусть тебе расскажет роза,Что люблю тебя давно…Пусть напомнит роза эта,

В сердце песнею стучась,Что вдали от милых где-тоНелегко мне быть сейчас.А-а-а…»[1].

(Входит в комнату.) Эта идиотская привычка есть три раза в день не доведет до добра, Хусаин…

Х у с а и н. Слушай, не делай культа из еды, Ашот!.. Не мешай, понимаешь!.. Надоел, понимаешь!..

А ш о т (передразнивая Хусаина). «Понимаешь, понимаешь»… Осталось четыре мясных талона и три на крупу… Когда это мы успели столько сожрать, черт бы нас побрал!

Х у с а и н. Не мешай, я тебя прошу.

А ш о т. А вчера ты требовал, чтобы мы съели «улыбку Рузвельта», хотя это была последняя банка?

Х у с а и н. Вчера салют был в двадцать залпов!.. Надо было отметить, понимаешь?

А ш о т. Что ты кричишь на меня?! Это ишак кричит, он говорить не может. Я тебе не прислуга! Я слагаю с себя обязанности главпродспаба, и делайте, что хотите!.. После каждого салюта подавай им свиную тушенку!..

Входит  А л е к с е й, высокий, стройный, у него ранена правая рука.

А л е к с е й (кладет на четвертую койку матрац). Что за крик? Что случилось?

А ш о т. Слагаю с себя обязанности. Я подаю в отставку!.. Осталось четыре мясных талона, обжоры!..

А л е к с е й. В чем дело, Ашот?

А ш о т. Если бы заняли наконец четвертую койку, я бы как-нибудь вышел из положения: на четвертую карточку получил бы мясо и подсолнечное масло. Шурочка отоварила бы без заменителей, слово даю!.. Вчера мы были в кино, она мне прямо сказала: «Отоварю в два счета…»

А л е к с е й. Четвертую койку сегодня занимают.

А ш о т. Да? Я возвращаюсь на пост главпродснаба…

А л е к с е й. Подожди радоваться. Четвертая продкарточка, скорее всего, в котел не пойдет…

А ш о т. Что? Что?

Х у с а и н. Почему не идет, понимаешь?

А л е к с е й. С нами будет жить иностранец. Сын журналиста и внук короля.

А ш о т. Внук короля? Шутишь!..

Ашот и Хусаин хохочут.

А л е к с е й. Я не шучу. Сын иностранного журналиста Артура Морхауза, внук табачного короля Митчела Гарвуда — Митчел Морхауз.

Х у с а и н. Что ты сказал?..

А ш о т. Табачного короля?! Ребята, мы будем жить как в раю. Не сойти мне с этого места. Я буду кормить вас бананами и цитрусами.

А л е к с е й. Типичная психология разложившегося интенданта. Так вот, Ашот, я тебя предупреждаю: если ты позволишь взять у соседа и съесть не банан, а хотя бы шкурку от банана… Ты мой характер знаешь…

А ш о т. А если он сам будет предлагать?

А л е к с е й. Ты скажешь, что с детства не переносишь бананы.

А ш о т. Я никогда их не ел.

Х у с а и н. Тем более.

А ш о т. Но из чувства любопытства…

А л е к с е й. Ашот, я говорю серьезно!

А ш о т (заметно робея). Пожалуйста. Чихал я на эти бананы! Говорят, они вообще горчат…

А л е к с е й. Наведите порядок, он должен скоро прийти.

Х у с а и н. Это же серьезное дело, Алеша!

А ш о т. Надо побриться, да?

А л е к с е й. Конечно.

Х у с а и н. Алеша, пусть Ашот положит на место подушку с четвертой койки.

А ш о т. Пожалуйста. Мне не нужна эта подушка! Мне не нужны бананы!.. Я думал, может быть, для девочек, для Майки, Верочки…

А л е к с е й. Кстати, насчет девочек, Ашот. Пора определиться: или Шура из продмага, или Майка. Одно из двух.

Х у с а и н. Одна из двух.

А ш о т. Молодец, Хусаин! Ты делаешь успехи в грамматике.

Х у с а и н. И в этике, хочу надеяться, понимаешь.

А л е к с е й  уходит.

Входит  т е т я  Д а ш а, приносит комплект чистого постельного белья. Крепкая женщина за сорок лет, румяная, чернобровая, еще красивая поздней красотой бабьего лета. Она в алом платочке, кожаной куртке и кирзовых сапогах.

А ш о т. Встать, прибыл представитель верховного главнокомандования! (Садится за стол, бреется.)

Х у с а и н. Тете Даше — гип-гип-ура!..

Т е т я  Д а ш а (спокойно). Ну и дураки! У людей студенты как студенты. Науки постигают, книжечки почитывают и с местами общего пользования обращаются интеллигентно… Господи, за какие грехи досталась мне такая босячня?! Кто фаянсовый умывальник кокнул, махновцы?!