Пьесы

РОГЕР (срывается на МАРКА, который считает его монетки). Пошел в жопу! Это мои деньги! Это я их буду считать, а не ты! Пошел отсюда, я сказал! (Прикрывает монеты рукой, чтобы МАРК не увидел. МАРК начинает считать МОД и СОФИЮ.) Посчитай лучше этих сучек, одна сучка, две сучки, у них месячная течка, весь диван перепачкали. Я вижу, когда ты это делаешь. Я все вижу. О’кей. No more![13]

СОФИЯ. Нет… Я снова поправилась. Набрала почти 400 грамм.

МОД. Да, заметно. Вы оба одинаково тощие. Вы что, соревнуетесь, кто быстрее испарится?

СОФИЯ. Ну… да… Он со мной соревнуется. Он хочет стать мной. (Короткая пауза.) Он хочет стать молоденькой девушкой. Нет, ну он качается. Он пил, теперь бросил и начал тогда качаться, очень много… Он и раньше тренировался, иногда — бегал… хотя и пил, останавливался иногда и блевал, ну и бежал типа дальше.

МАРК (считает). Раз, два, три…

РОГЕР. Мудак.

МАРК.

Раз, два, три…

РОГЕР. Козел.

МАРК. Кто же четвертый, кто же четвертый… Раз, два, три… раз, два, три. (Его охватывает паника, начинает задыхаться, но успокаивается.)

МОД. О господи. Ну вот. (Короткая пауза.) Я сегодня не видела Мохаммеда. А ты?

СОФИЯ. Он вегетарианец. Я тоже.

МОД. Ты его видела?

СОФИЯ. Нет.

МОД. Интересно, где он. Может, его снова положили в 7а? Да? А я нет. Я вообще ем все подряд. Как бы я себя ни чувствовала. (Короткая пауза.) Как приятно пахнет сандалом. (Пауза.) Что это пахнет? (Короткая пауза.) Тут что-то пахнет. (Небольшая пауза.)

Тут что-то пахнет сандалом. (Короткая пауза.) Не пойму, что это пахнет. (Оглядывается по сторонам, смотрит на щетку, которую держит в правой руке, поднимает и нюхает ее.)

СОФИЯ. Когда ешь мясо, то, пока от него не очистишься, оно будет гнить в кишках семьдесят восемь часов.

МОД. Это волосы в щетке немного пахнут… Наверное, у меня был какой-то шампунь, который пах сандалом. Когда же это было? (Небольшая пауза.) Давно, наверное. Нет, не помню. Нет, я всегда ем, и когда у меня депрессняк, и когда мне… грустно. Я всегда могу есть, неважно, как я себя чувствую. А Петер, мой сынок, — я же рассказывала про него, да? — ему двадцать, он учится на повара, вообще-то уже выучился. Он сейчас в Италии, в Умбрии, практикуется в одном ресторанчике в какой-то горной деревушке, там вообще почти никто не живет, но по вечерам там все равно полно народу, в основном семьи приходят, сидят там и едят, он поехал, чтобы побольше узнать о разных продуктах… Я говорила с ним на прошлой неделе, у них там было 40 градусов жары, и он сказал, мама, мол, продукты здесь, с которыми я работаю, просто представить себе невозможно, совершенно невероятно, он был просто на верху блаженства. И все зовут его в гости. Он там уже месяц, скоро домой — через несколько недель. Он хочет открыть где-нибудь небольшой ресторан, кабачок, но сначала он должен отслужить в армии, хотя он просил отсрочку, но ему не дали. Это же просто ужас какой-то, столько народу косит от армии, и куча же таких, кто хочет служить, безработных например, и которым это нравится к тому же, а у него — и работа есть, к тому же он хочет открыть свой ресторан, создать новые рабочие места для других, теперь-то, когда работы нигде почти нет, и вот именно он должен идти в армию. Он говорит, что тогда потеряет несколько лет. Это же как музыкант, он должен каждый день упражняться на своем инструменте, чтобы чего-нибудь добиться, а вместо этого он будет стоять там и объяснять семи салагам, как приготовить гороховый суп на двести человек, которым вообще плевать, чем набить животы… Но он говорит, что заплатит кому-то пятьсот крон, и его освободят, это какая-то женщина, которая сидит там в призывной комиссии, и если он даст ей пятьсот крон, то она освободит его и вычеркнет из списков, но я говорю, я не понимаю, как такое возможно, тебя же уже внесли, а он говорит: мама, тебе совершенно не обязательно это понимать, потому что это, видимо, проще простого.

СОФИЯ. Мы едим так много консервов и полуфабрикатов, что трупы теперь разлагаются гораздо дольше, чем раньше… в два раза дольше.

МОД. Конечно, у меня депрессия. Мне пятьдесят два, ни работы, ни будущего, да и прошлого у меня тоже нет, образования нет, в любую минуту накроет климакс, и вешу я как минимум на пятьдесят килограммов больше, чем надо, и это меня все еще беспокоит, к тому же я одна воспитала Петера. А теперь ему надо и о собственной жизни подумать. (Веселым голосом.)