Петербург

К садику в это время подъехал извозчик; тело грузного толстяка, страдающего явно одышкой, неторопливо вываливалось из пролетки; обремененная полудюжиной на веревочках заколебавшихся свертков, неповоротливая рука медлительно как-то стала возиться над кожаным кошельком; из-под мышки над лужею косолапо выпал мешок; на лету разрывая бумагу, антоновки покатились по грязи.

Господин завозился над лужею, подбирая антоновки; пальто его распахнулось; он, очевидно, кряхтел; затворяя калитку, он вновь едва не рассыпал покупочки.

Господин приблизился к дачке по садовой желтой дорожке между двух рядов в ветре изогнутых кустиков; распространилась вокруг та гнетущая знакомая атмосфера; покрытая шапкой с наушниками, круто как-то на грудь оседала зловещая голова; глубоко в орбитах сидящие глазки на этот раз не бегали вовсе (как бегали они перед всяким пристальным взором); глубоко сидящие глазки устало уставились в стекла.

Александр Иванович успел подсмотреть в этих глазках (представьте себе!) какую-то особую, свою радость, смешанную с усталостью и печалью чисто животную радость: отогреться, выспаться и плотно поужинать после стольких перенесенных трудов. Так зверь кровожадный: возвращаясь в берлогу, кажется зверь кровожадный домашним и кротким, обнаружив беззлобие, на какое способен и он; дружелюбно обнюхивает тогда этот зверь свою самку; и облизывает заскуливших щенят.

Неужели это особа?

Да: это - особа; и особа на этот раз не ужасная; вид ее прозаический; но это - особа.

- "Вот и он!"

- "Enfin..."*

- "Липпанченко!.."

- "Здравствуйте..."

Желтый пес, сенбернар, с радостным ревом метнулся чрез комнату и, подпрыгнув, пал мохнатыми лапами прямо особе на грудь.

* Наконец-то... (фр.). - Ред.

- "Пошел прочь, Том!.."

Особа не имела даже и времени заприметить своих незваных гостей, защищая отчаянно от мохнатого сенбернара покупочки; на широко-плоском, квадратном лице отпечатлелась смесь юмора с бес-помощней злостью; проскользнула - просто какая-то детскость:

- "Опять обслюнявил".

И беспомощно повернувшись от Тома, особа воскликнула:

- "Зоя Захаровна, освободите ж меня..."

Но широкий песий язык неуважительно облизнул кончик особина носа; тут особа пронзительно вскрикнула - беспомощно вскрикнула (в то же время она, представьте себе, - улыбалась)...

- "Томка же!"

Но увидев, что - гости, и что гости-то - ждут, нетерпеливо посмеиваясь на идиллию домашнего быта, особа перестала смеяться и отрезала безо всякой учтивости:

- "Позвольте, позвольте! Сейчас: вот я только..."

И при этом обидчиво дрогнула отвисающая губа; на губе же было написано:

- "И тут нет покою..."

Особа бросилась в угол; там топталась - в углу: все не снимались калоши - новые и несколько тесные; долго еще она стояла в углу, медля снять пальтецо и рукой копаясь в туго набитом кармане (будто там был запрятан двенадцатизарядный браунинг); наконец, рука вылезла из кармана - с детской куколкою, с Ванькой-Встанькой.

Куколку эту она швырнула на стол.

- "А это вот Акулининой Маньке..."

Гости, признаться, тут разинули рты. После же, потирая озябшие руки, она обратилась к французу с робеющей подозрительностью:

- "Пожалуйте... Вот сюда... Вот сюда". И - кинула Дудкину:

- "Повремените..."

ЛОБНЫЕ КОСТИ

- "Зоя Захаровна..."

- "А?"

- "Шишнарфиев - это я понимаю: деятель младой Персии, пылкая артистическая натура; но вот - при чем тут француз?"

- "Много станете знать - скоро станете стары", - не по-русски ответила та, и чрезмерные перси ее заходили над туго затянутым лифом; пощипывал в руке пульверизатор.

В комнате слышалось тяжелое благовоние: смесь парфюмерии с искусственно приготовляемым зубом (кто сиживал в зубоврачебных квартирах, тот запах этот знает наверное - запах не из приятных).

Зоя Захаровна тут придвинулась к Александру Ивановичу.

- "А вы вое... отшельником..."

Губы Александра Ивановича как-то криво поджались:

- "Ваш же сожитель давно уже постарался об этом..."

- "Коли я не буду отшельником, все равно: кто-нибудь отшельником да уж будет..."

Направление разговора Зое Захаровне не понравилось явно, так что снова нервически стал в руках ее пощипывать пульверизатор; Александр Иванович улыбнулся нехорошей улыбкой, и - поправился.

- "Да и то сказать: мне рассеяние не к лицу".

Это новое течение мыслей Зоя Захаровна приняла; и поспешила сострить она:

- "Оттого-то вы так рассеянны: пеплом мне засыпали скатерть?"

- "Простите..."

- "Ничего: вот вам пепельница..."

Александр Иванович протянулся за новою грушею; и, проделавши это движение, Александр Иванович себе с досадой сказал:

- "Экая скряга..."

Он увидел, что вазы с дюшесами (он-таки дюшесы любил) - вазы с дюшесами не было.

- "Вы что? Вот вам пепельница..."

- "Знаю: я - за дюшесом..."

Зоя Захаровна не предложила дюшесов.