Петербургский сыск. 1870–1874

– Да, садись, – махнул рукой Путилин, – меня тоже ноги не держат, – и опустился на табурет, – тебе—то после той крови, – он кивнул куда—то за спину, – не сладко. Видно. Перед глазами хозяйка и стоит?

– Ваша правда, – Лука вслед за начальником сыскной полиции присел на край кровати, словно птица на ветку, – не перенесть такого. – он перекрестился. – чур меня от такой беды. Бедный Иван Палыч, как бы разума не лишился или того хуже, руки на себя не наложил. Любил он Прасковью и детишек.

– А что уехал он?

– Дак, хозяйство у них там, пригляд нужен.

– Значит, хозяйкой Прасковью оставил?

– Так точно, Прасковью.

– Сможешь посмотреть, что пропало из хозяйской комнаты?

– Никак невозможно, – покачал головой Шамов, – мы туда ни ногой.

– Понятно. Когда Ашихин уезжал, деньги хозяйке оставил?

– Не могу знать.

– А может краем уха слыхал?

– Ваше Превосходительство, звиняйте, но под дверями не стоял, не слушал.

– А сам, как думаешь?

Шамов на миг задумался и по лицу скользнула тень, не иначе начал припоминать.

– Дак, Иван Палыч, не в первый раз домой ездит, тогда триста рублей оставил, а нынче… Не знаю, может, столько же, не знаю. – и покачал головой.

– Скажи, сам ты спал, когда хозяйку убивали?

– Совершенная правда.

– И ничего не слышал?

– Истинный крест. – и он торопливо перекрестился, – не слышал устал больно за вчерашний день.

– Когда Прасковья спать отправилась?

– Ближе к двенадцати, дите малое грудью покормила и спать легла.

Иван Дмитриевич отметил слова Шамова.

– Сам—то в родные края не собираешься?

– В корень зрите, Ваше Превосходительство, мне на днях письмо пришло, – Лука робко поднялся и подошел к сундуку, скользнул незаметным взглядом по Ивану Дмитриевичу и только после этого открыл крышку, покопался в глубине и вытащил руку со сложенным листом бумаги, посмотрел на него и протянул Путилину.

Иван Дмитриевич развернул сложенное письмо и углубился в чтение.

– Значит, тебе следует явиться домой для явки к отбытию воинской повинности?

– Так точно, жребий на меня указал.

– И когда собирался?

– Дак, на днях. Вот и хозяйку предупредил, бедная Прасковья, – посетовал Лука и покачал в головой, мало что языком не цокнул.

– Ты понимаешь. Что преступление зверское, поэтому вынуждены обыск учинять во всей чайной.

– Так точно, – Шамов вжал голову в плечи, – ежели надо, то разве ж я против, – и украдкой посмотрел на сундук, Иван Дмитриевич заметил этот взгляд.

Обыск в чайной ничего не дал, никаких следов присутствия посторонних людей. Миша то ли по наитию, то ли от того, что ничего существенного не найдено. заглядывал в чаны для кипятка и в одном из них нашел утюг со следами крови. За образом Спасителя нашлись и деньги – двести девяносто три рубля. Оставленные Ашихиным жене. В сундуке же Шамова, на самом дне найдены были две пары серег, три кольца и цепочка, все золотые, завернутые в чистую тряпицу, следов крови ни в сундуке, ни рядом, ни на одежде обнаружено не было.

– Ну, давай, Лука, рассказывай, как в твоем сундуке хозяйские вещи оказались. – Иван Дмитриевич кивнул на лежащие в тряпице золотые вещи.

– Ну, я…

– Не тяни. Говори, как есть.

– Я, – и умолк, словно собирался с мыслями или просто нечего сказать.

– Могу за тебя поведать, как дело было.

– Не я это, не я. Не мог на душу грех такой взять, крови на руках моих нет. – он протянул к Ивану Дмитриевичу, видно, хотел показать, что они чисты.

– Так хочешь, чтобы я рассказал, как дело было? – Настойчиво произнёс Путилин, прерывая Шамова.

– Не я, не я, – продолжал, как заведенный, повторять Лука, на глазах выступили слезы, губы дрожали и еще больше он побледнел.

– Ты, значит, эти вещи украл в надежде, что Прасковья сказать не сможет, что пропало, а тебе они пригодятся, деньги всегда нужны.

– Правда ваша. – Шамов поднял глаза и посмотрел на Путилина, – так оно и было, но не убивал я никого, не убивал, хотел украсть, – он кивнул на стол, – подумал на убивца спишут.

– А почему в сундук спрятал?

– От глупости своей и жадности.

– Значит, ты ничего не слышал.

– Ваше Превосходительство, ей богу, ничего не слышал, устамши был. Вот без задних ног, как сурок да утра и… Провалился в яму.

– Понятно, а скажи. – Путилин прищурил хитро глаз, наклонился к Шамову и слащавым голосом произнёс. – а не ходил ли кто к Прасковье в отсутствие мужа?

Лука захлопал глазами, соображая, что сказать, облизнул языком сухие губы.

– Хозяйка – баба справная была, – но потом тихим голосом добавил, – замечал я за нею хитрецу, но чтоб открыто, дак, никто не ходил. Подозрения у Ивана Палыча были на этот счет, но он, человек замкнутый. лишнего слова не вымолвит.

– Значит, ты не видел, но подозрения имел. Так я понимаю?

– Совершенно верно.

– Мог и муж сделать вид, что уехал? – Иван Дмитриевич подталкивал Шамова к этой мысли.

– Чужая душа – потемки, – у Луки горели глаза и на губах проступала улыбка, – со свечкой по ней не пройдешься.