Петербургское действо

— Да, что это?

— Деньги, ваше величество.

— Деньги! Ну, спасибо. A много-ли?

— Милліонъ.

— Чего?! разинулъ ротъ Петръ едоровичъ.

— Тутъ милліонъ, ваше величество, то-есть бумаги, по которымъ его можно получить отъ петербургскихъ и иностранныхъ банкировъ.

— Ну, Алексй Григорьевичъ! развелъ руками государь, и голосъ его дрогнулъ чувствомъ. — Ну!.. Прости меня, голубчикъ! Какая я передъ тобой… какъ бы сказать, какой я передъ тобой… или, какая я… Да, нельзя при чужихъ людяхъ себя обругать. Вдь, я хотлъ у тебя все отнять, а ты вотъ самъ даришь. A все разные подлецы, завистники твои.

И государь съ взволнованнымъ лицомъ крпко обнялъ Разумовскаго, взялъ его за руку и все повторялъ:

— Прости меня, голубчикъ! Вотъ ты человкъ, а это все свиньи! показалъ онъ на свою свиту, забывъ, что тамъ и принцъ Жоржъ, и Гольцъ, и другіе ни въ чемъ неповинные.

Приношеніе Разумовскаго, конечно, произвело на свиту дйствіе оглушительнаго удара грома. И дйствительно, кром Алекся Григорьевича, во всей Россіи никто не могъ поднести такой подарокъ.

Съ этой минуты, переступивъ порогъ палатъ Разумовскаго, государь особенно развеселился. Да и вся свита, вс гости, которые начали съзжаться, хотя имъ было ни тепло, ни холодно отъ милліона, перешедшаго изъ рукъ Разумовскаго въ руки государя, все-таки повеселли отъ одной близости къ этому милліону.

XVII

Черезъ часъ вс гости уже сидли въ огромной зал за большимъ столомъ и пировали. Государь былъ веселй всхъ. Принцъ Жоржъ былъ не мене веселъ, потому что, садясь за столъ, государь хлопнулъ его до плечу и сказалъ:

— Ну, mein Onkel. Такъ и быть! Я вамъ пятьдесятъ тысячъ изъ этихъ денегъ подарю. Это будетъ, какъ разъ, ваше жалованье, за два года впередъ.

Когда розлили первую бутылку шипучаго венгерскаго, государь провозгласилъ тостъ въ честь хозяина. Вс шумно поднялись, и громкіе крики «виватъ», вошедшіе въ моду при новомъ царствованіи, огласили палаты.

Государь снова обнялъ Разумовскаго, поблагодарилъ его за подарокъ и, обращаясь къ сидвшимъ около него двумъ посланникамъ, австрійскому Мерсію и датскому Гакстгаузену, вымолвилъ по нмецки:

— A что, господа резиденты, случалось-ли подобное въ анналахъ вашихъ странъ, чтобы подданный дарилъ своему монарху такую сумму? У васъ, прибавилъ государь, обращаясь къ Гакстгаузену, — оно и бытъ не могло. У васъ самый богатый вельможа иметъ пять крейцеровъ въ день на все свое пропитаніе. A вотъ у васъ, господинъ Мерсій? Хотя бы за все царствованіе Маріи Терезіи могло-ли бы случиться когда-либо нчто подобное!

— Не знаю, ваше величество. Но ея величество императрица никогда не нуждалась въ деньгахъ.

— Этого не можетъ быть! воскликнулъ государь.

Мерсій вспомнилъ вдругъ, что во время прошлой войны съ Фридрихомъ понадобилось около полмилліона, чтобы закупить главныхъ сановниковъ одного союзнаго государства, и деньги эти были собраны по подписк въ сред венгерскихъ магнатовъ. Подъ шумъ и ликованіе гостей, намекъ резидента прошелъ незамтно, да и государь не разслышалъ хорошенько словъ посланника, а, обратившись ко всмъ гостямъ, вымолвилъ:

— Сдлайте удовольствіе хозяину и мн! Напейтесь сегодня вс, какъ можно пьянй.

Это приказаніе государя было принято всми съ удовольствіемъ, и его начали быстро приводить въ исполненіе.

Не прошло часа, какъ гулъ, крики и хохотъ раздавались на весь домъ слышны были даже на улиц. Принцъ Жоржъ подпивалъ рдко, полицеймейстеръ Корфъ еще рже, но когда эти два человка бывали во хмлю, то приходили въ неописанный азартъ.

Принцъ теперь кричалъ такъ громко, что покрывалъ гулъ всхъ голосовъ. Онъ доказывалъ что-то черезъ столъ Гольцу, единственному, вполн трезвому за столомъ, но не только Гольцъ не могъ понять, о чемъ говоритъ Жоржъ, но принцъ и самъ ужь не зналъ.

Но вдругъ гулъ голосовъ притихъ сразу, ибо раздался голосъ государя, уже не веселый, а гнвный. Онъ сидлъ за столомъ, полуоборотомъ обращаясь къ Гакстгаузену, лицо его было красно, глаза блестли. Онъ вдругъ швырнулъ салфетку на столъ и говорилъ громко, при наступившей полной тишин:

— A я вамъ говорю, господинъ резидентъ, что я дале этого терпть не хочу. Я двадцать лтъ дожидался, за все царствованіе тетушки, и теперь на моей улиц праздникъ. Шлезвигъ долженъ быть моимъ! И будетъ моимъ! Я одинъ въ недлю справился бы съ Даніей, а что же будетъ, судите сами, когда король Фридрихъ общалъ уже мн свою помощь. Въ два дня мы разнесемъ все ваше капельное государство, и отъ него слда не останется на географической карт.

Гакстгаузенъ сидлъ блдный, выпуча глаза, и не зналъ, какъ понять слова государя, какъ вспышку гнва, угрозу, о которой онъ завтра же забудетъ, или какъ правду, о которой тотъ случайно, противъ воли, проговорился.

— Да вы, кажется, не врите! воскликнулъ государь. — Баронъ, — обратился онъ къ Гольцу, — скажите ему, что это тайный пунктъ въ нашемъ трактат съ королемъ. Онъ мн не вритъ, скажите ему, что я не лгу.