Петербургское действо. Том 1

«Выгоню опять или ползать перед ней буду на животе? – вопросительно подумал старик. – Ну, родимая, поглядим – увидим». И граф, умышленно заставив внучку прождать полчаса в гостиной, вышел тихо и не спеша.

– Ну, здравствуй… уж, внучка, коли жена внука. Здравствуй, внучка! Садись, милости прошу!

И слова эти Иоанн Иоаннович выговорил как-то особенно и любезно и ехидно.

Маргарита, не поднимая глаз на старика, вымолвила тихо и смущенно:

– Государь мой, вы сделали мне честь, приказали явиться… Я не знаю, позволите ли вы мне называть вас дедом, а потому и говорю: государь мой. Что прикажете?

– Ну, ну, это все финты ваши. Коли внучка, так и дед. Не финти!

Маргарита села около старика, лицо ее было серьезно и отчасти как бы грустно. Старик зорко и пристально присмотрелся.

«Печальна, а не бледна! Румянец во всю щеку, что твоя зоренька ясная», – подумал он и выговорил:

– Ну, что муж? Все томит, не помирает… Ждешь, поди, не дождешься…

– Да. Все томит и себя и меня. Лучше бы уж помер, – умышленно резко выговорила Маргарита. – Меня бы развязал. Похороню и уеду…

– Куда? – воскликнул старик.

– К себе… Домой. Что ж мне? Не оставаться же на чужой стороне, между чужих людей?

– Чужих людей? Не все же чужие. У тебя и я тут.

– Вы? Да я от вас, кроме самых оскорбительных помыслов и речей, ничего за целый год не видала, – грустно старалась произнести Маргарита. – Да я вас и не виню. По-вашему, на свете только и есть, что деньги. Вот вы всех и подозреваете.

– Вестимо, все деньги!

– И все на них купишь?

– Все, цыганочка, все… – подсмеивался старик ядовито.

– Купите молодость…

– Мало что, нельзя… – вдруг рассмеялся он.

– Купите красоту!

– О-ох, тоже нельзя.

– Купите меня, мою любовь. Да не внучкину, а мою, женскую любовь.

– Можно!

– Что?

– Можно! Не финти… Говорю, можно.

– Стало быть, вы меня вызвали, чтобы заставить пустяки слушать. Не стоило того… – серьезно выговорила Маргарита.

– Ну, слушай дело. Я с тобой не знался, почитай, год, потому что ты ко мне была неласкова. Я все-таки тебе дед. Нужно коли было денег, сказала бы. Ну и дал бы.

– Первое же слово – и о деньгах. У вас, во всех ваших сундуках, нет столько денег, сколько я в месяц нашвыряю по городу в лавках.

– Откуда же это у тебя деньги? У мужа ничего нет… От полюбовников?

– Да, только не от сотни, а от одного! – вдруг вымолвила Маргарита.

– Славно. И сама признается еще. Ай да цыганка! Ну, от какого же молодца?

– Он, может, и не молодец! Ему семьдесят лет, да для меня кажет он краше двадцатилетнего.

Выдумка Маргариты был верный удар противнику. Наступило молчание. Граф вытаращил на красавицу глаза. Этого он не ожидал! И бог весть что шевельнулось у него на душе. Он сам еще сразу не мог себе отдать отчета… А она отлично знала вперед, что именно от этой выдумки шевельнется у старого холостяка на душе.

– Скажи на милость! – выговорил вслух, но сам себе озадаченный старик и снова смолк.

«Ничему не верит, а этому поверил!» – внутренне смеялась Маргарита.

– Как же это ты… – забормотал Иоанн Иоаннович и странным, будто завистливым оком окинул красивую молодую женщину. – Как же? Зачем же старого? Мало разве в Питере молодых?

– А разве на это закон у вас?.. – рассмеялась Маргарита.

– Вестимо, закон естества! Природный закон.

– Истинный природный закон тот, что у всякого свой вкус да своя воля.

– О господи! Вот удивила… Да зачем же ты… Почему? Из-за денег его…

– Опять… Только у вас и на уме что деньги… Но бросьте это. Какая вам до этого забота? А скажите лучше, по какому делу вы меня вызвали?

– Дело?.. Дело?.. Да… Какое, бишь, дело!.. Так озадачила меня, что память отшибла! Да. Вот дело какое. Ты слушай прилежнее.

– Слушаю.

– Ты, видишь, в силе ныне при новом дворе. Как уж ты умудрилась, когда сама императрица в опале… Доносить на меня не пойдешь?! А то я попридержу язык!.. Ну вот, стало быть… я к тебе с поклоном. Заступись и спаси двух молодцов.

– Орловых? И вы за них?..

– Вишь, уж знает. Просили?

– Да, просили… Просили многие, но я… не знаю, может быть… Надо подумать… Оно можно, но, однако…

Маргарита тянула слова, потому что сама в эту минуту раздумывала и соображала, как отнестись к словам деда.

Сознаться в своей силе и ее даже преувеличить? Или скрыть все?.. Покуда она думала, старик высказался весь, и она знала, что делать.

– Я, видишь, внучка-цыганочка, – искренне высказывался Скабронский, – был, слава богу, вельможа не последний в государстве со дней великого Петра Алексеевича и даже при Бироне не запропал… Ну а вот теперь, под конец дней своих, попал в зажору. Не знаю, как и примериться, как и прикинуть себя к новым-то порядкам и людям. Ничто не берет. Того и гляжу, что меня нищим сделают и в ссылку угонят, а дома и вотчины отпишут да какому-нибудь прощелыге подарят… Ну вот, узнав, что ты в силе ныне, я к тебе с поклоном… Наперво ты мне покажи свою востроту на ребятах Орловых. Их дело пропащее! Если ты их из беды выручишь, когда и Разумовские не могут, и Воронцов даже не может через дочку свою… то тогда я уверую вот как… Какую ни на есть, хоть бы и можайскую, вотчину мою тебе поднесу по дарственной записи.