С первыми лучами солнца ударила пушка: русские пошли на решительный приступ. Две с половиной тысячи казаков атаковали стены со стороны реки, где, казалось, турки их меньше всего ожидали. Два полка под водительством Гордона пошли напрямую. Пехотинцам старого шотландца удалось подняться на стены, но стрельцы, что шли второй волной, заробели от лязгу железа, дыму, огня, грому пушек, крику раненых; они замешкались и упустили благоприятный момент переломить ход сражения. Подоспевшее подкрепление турок сбросило со стен уставших бутырцев и тамбовцев. У казаков тоже дело не пошло. Штурмовые лестницы оказались коротки, турки успевали лить на головы наступавших горячую смолу, валить камни, самых отчаянных встречали саблями, имея численное превосходство. Пришлось отступить и казакам. Потеряли еще полторы тысячи человек.
Подкралась осень. Русские раз за разом шли на приступ, и каждый раз откатывались назад. Турки отвечали неожиданными вылазками, резали часовых. Татарская конница нападала на обозы с продовольствием, порохом, ядрами. Резко похолодало. Теплой одежи запасено не было, пошли болезни. Моральный дух армии упал. Греясь ночью у костра, солдаты недовольно бурчали:
– Какой леший нас сюда привел? Чего мы с того поимеем? Может, нарочно нас губят? Лефорту разве русскую душу жалко? Да и царь из землянки за боем наблюдает. Раньше-то, говорят, князья впереди шли. Да и не обучены мы осадам, нам бы стенка на стенку – чего легче!»
Но царь стоял на своем: надо брать Азов. Страшновато было среди ропчущего войска, но еще страшней представлялось Петру возвращение в Москву с поражением. Там сидит Софья, как ведьма ждет- не дождется стрелецкого возмущения, там бояре будут толкать друг друга в бок и скалить зубы: «Ну как кукуйский пьяница обмишулился»
Умудренные опытом, старые воеводы, ходившие в Литву и на Крым, посматривая на самонадеянного юношу, с грустью вспоминали свою молодость, когда были также горячи и нетерпеливы, полны желания отличиться. Кому ж идти напролом, ежели не ему. Токмо людей надобно беречь, воевать с толком, а не с наскоку. Ничего, пооботрется.
Петр похудел, исчез юношеский румянец со щек, понимал, что влип, Пить, гулять не хотелось, липкий страх подступал к сердцу по ночам. Днем не смотрел стрельцам в глаза, боялся недобрых взглядов, которые напоминали ему кровавые события 1682 года. В голове застряла одна навязчивая мысль: «Быстрей, быстрей отвязаться от стрельцов, иметь под рукой надежных, послушных солдат, четко исполняющих все команды, не раздумывая. А сейчас взять бы сей клятый Азов. Ну,турочки, сдавайтесь, пожалуйста, что вам стоит. Я вам в другом месте отдам победу».
Турки, естественно, не слышали сих мысленных увещаний, а делали свое дело, делали хорошо. Русские исхитрились и сделали все ж таки несколько проломов в стенах крепости. Гвардейские полки Семеновский и Преображенский, полки Гордона Бутырский и Тамбовский уже рубились внутри крепости, но не получали подмоги. Стрелецкие полки Лефорта подходили, суетились, кричали, но лезти на рожон не хотели.
Через несколько часов боя трубачи и барабанщики сыграли отбой. Не хватало последнего решительного натиску. Впервые Петр кричал на Лефорта, на Голицына, требовал самопожертвования. У него на языке уже было приказать вешать трусов, но чувство собственного самосохранения каждый раз удерживало его в последний момент от шага, который мог иметь непредсказуемые последствия. Последней каплей, преполнившей чашу терпения Петра, стало сообщение, что в стрелецких полках идут разговоры, что Лефорт умышленно подставляет стрельцов под турецкие пули и ядра и что ежели у царя глаза закрыты, то они сами их откроют.
– Надобно сниматься, Петр Алексеевич, – веско сказал Гордон после очередного штурму, оставшись наедине с царем. – Силы наши иссякли, большего мы уже не сможем добиться…разговоры пошли нехорошие.
–Да–да, разговоры, – поспешно подтвердил Петр.– А может соберемся в последний раз, а? – голос царя прозвучал почти заискивающе.– Позор-то какой возвращаться. – Глаза Петра покраснели, в них стояли слезы, готовые пролиться.
– Не падайте духом, Петр Алексеевич, – видя настроение царя, поддержал его Гордон.– Древние говорили, что проиграть бой – еще не проиграть войну. Вы ни в чем не можете упрекнуть себя. Вы проявили себя полководцем, войска получили необходимый опыт. Сегодня турки оказались сильнее. Завтра мы будем.
– Ты так думаешь, Патрик? – радостно спросил царь, получив поддержку от человека, которого очень уважал.
– Я так в самом деле думаю, – ответил старый вояка, который преклонялся лишь перед мужеством своих солдат. –Во второй раз придем не на гулянку. Кое-кого надобно заменить, кое-что подучить.
Да, да, Патрик,– охотно подхватил Петр.– Уж во второй раз зададим перцу туркам. Надобно с моря их отрезать.
– То надо было заранее предусмотреть,– грустно сказал Гордон, чмокая губами.–Ну да прошлого не воротишь. Будет наука.
– Точно, Патрик. Разобьюсь, а турок побьем, – с неожиданной силой сказал царь, крепко сжав кулаки.