На этих словах она оборвала песню и оглянулась. Колунков обмер, застыл за кустом. Он узнал Лизу. Да, это была она! Ужас охватил его, оторвать глаз не мог от девушки. А она улыбнулась ему приветливо, словно именно его и ждала на берегу, и махнула рукой, приглашая подойти. Он вышел из–за куста и деревянными ногами шагнул несколько раз к ней, позвякивая пустым ведром.
— Что же ты так долго спишь? — с упреком, но нежно спросила она, глядя блестящими черными глазами, как он медленно приближается.
— Я за водой… вот. — проговорил он сконфуженно, оправдываясь. Озноб колотил его. Боялся, что зубы застучат.
— А-а, — словно обрадовалась она. — Ну иди, черпай…
Но он оцепенел, увидев, что не ноги в сапогах опустила она в воду, а рыбий хвост, большой зеленоватый, поблескивающий чешуей при луне. Страшное было желание рвануться назад, удрать. Со своим рыбьим хвостом она не догонит. Но ноги не двигались. «Не во сне ли это?» — металось в голове. Ущипнул себя за ногу свободной рукой, аж поморщился от боли. Но русалка не исчезла. Смотрела на него по–прежнему приветливо, улыбалась ласково, приглашая зачерпнуть воды. «Подойдешь, защекочет!» — вспомнилось народное поверье, что русалки заманивают своим пением, а потом защекочут, утащат в воду и каюк.
— Верно, куда торопиться, посидим, поговорим, — зажурчала Лиза–русалка. — Мне так хотелось тебя увидеть! Садись, садись… Посидим вдвоем. Я так по тебе соскучилась!
Голос у нее был такой печальный и нежный, такой доверчивый и открытый, что страх, ужас, сковавший Олега, стал отступать, и он сел, опустился все еще нерешительно во влажную от росы траву. Ведро он осторожно поставил рядом, и съежился, сжал ладонями плечи, скрестив на груди руки.
— Зябко, — посочувствовала она, хотя сама была в легком сарафане, с голыми плечами и руками, в том самом, в котором играла в «горелки». — А мне уже все равно: зябко ли, жарко… Что ты смотришь так? Разве я сильно изменилась?
— Волосы зеленые, — пролепетал он.
— Да, да, — согласилась Лиза и объяснила: — Это от воды. Я же теперь все время в воде… А ты изменился… высох, совсем высох… И борода, смотри, седая почти… И глаза поблекли, мертвые… Неужели ты такой старый?
— Тридцать скоро… Я устал, седеют от усталости, — вздохнул Колунков. Он расслабился. Жалко стало себя, рано постаревшего, захотелось, чтоб и Лиза пожалела его.
— Помнишь, ты был веселый?.. Помнишь, как играли в Цне? Вода кипела…
— Помню, помню… И ты огонь была…
— Я знаю, ты хочешь, чтоб вернулось то время, — горячо зашептала она, — но мы можем и сейчас в воде поиграть. Мы вообще можем всегда быть вместе, всегда в воде! Иди ко мне, не робей! — Она протянула навстречу ему руки, шевельнула хвостом. Тихие круги пошли по воде, скрываясь в тумане.
— Холодно, — передернул он плечами, которые продолжал сжимать пальцами.
— Это вначале… Потерпи две минуты, и тебе будет все равно.
— Здесь мелко.
— Да–да, мелковато, — с сожалением согласилась она. — Иди к озеру. Тут рядом, я приплыву. Буду ждать. — Лиза стала сползать в воду, пошевеливая хвостом.
— Погоди, — остановил ее Колунков. — Я спросить хотел…
— Потом наговоримся, у нас столько времени будет, — нежно смотрела на него Лиза.
— Нет, погоди еще чуть–чуть! — торопливо вскрикнул Олег.
Она глянула на него тем же самым взглядом, что смотрела перед тем, как навсегда прыгнуть в воду, в Цну.
— Скажи, ты написала правду? Или все это фантазия? Там, в дневнике…
— А разве это важно? Правда в другом, и ты ее всегда знал.
— Да, я понимал, что ты любишь меня. Но что я мог сделать? Чем помочь?
— Да, ты всегда был трусом, — с горечью подтвердила она.
— Нет, не был я трусом в любви, — не согласился он. — Когда я полюбил Леночку, я бросил все!
— А была ли любовь?
— Была, была! — воскликнул он. — Пылкая, слепая…
— Нет, любви не было… Любовь слепой не бывает, это страсть слепая! Томление по новизне было, и от того страсть к первой же податливой, слепая страсть… И поступил ты, уходя от Василисы, не смело, а слепо. Я знаю, что ты трус, и все же я люблю тебя!
— Я не трус! — вскричал он.
— Не трус, а что же ты боишься шагнуть ко мне? Иди, я обниму тебя так, как никто не обнимал! Я буду ласкать тебя, нежить, я покажу, какая любовь бывает. Страсть — чепуха, страсть — ничто в сравнении с любовью. Ты забудешь обо всем… Никаких желаний у тебя больше не будет!
Олег улыбался, слушая ее нежный обволакивающий голос.
— Скажи, а ТАМ хорошо… Как я там буду?.. Как же мы будем вместе? Не буду же я русалом? Русалки только женского пола.
— Смешной какой ты, — захихикала она совсем не обидно. — Ты забыл про водяного!
— Ах, да, да, совершенно забыл про водяного! Водяной это хорошо… Я согласен. — Он поднялся.
Лиза радостно шлепнула хвостом по воде, соскользнула в реку, и Олег шагнул вслед за ней, утонул сапогами в тине у берега, зачерпнул холодной воды, поднял со дна муть. .
— Сюда, сюда, — манила его Лиза на середину реки. Голова ее с мокрыми волосами торчала над водой.
Но на середине реки вода едва достигла ему до пояса.
— Не, Лиза, тут мелко и топко. Тут мы не поиграем. Ты плыви к озеру, я сейчас приду…