Петр Фоменко. Энергия заблуждения

С «Балаганчиком» случилась противоположная история. На последнем показе в Москве педагогам было ясно, что спектакля нет, а нам предстоит ехать в театр «Одеон», и до премьеры две недели. Ужас! Один педагог разнес нас в пух и прах, другой реагировал сдержанно, а Петр Наумович вдруг начал хвалить и поддерживать. То есть действовал совершенно «от противного». «Приключение» сложилось сразу, но он не хотел, чтобы мы расслаблялись, а в «Балаганчике» мне было ясно, что спектакля еще нет, но он – Учитель – хотел вселить в нас уверенность, поддержать… Хотя тяжело было…

После «Приключения», выбор которого был совершенно случайным и не осознанным, для меня определилось тяготение к поэтическому театру, к музыке, к форме. Впоследствии, когда я работаю с поэтическими текстами, я всегда вспоминаю тот единственный урок Петра Наумовича, когда я попросил его о встрече по первой сцене из «Приключения»: мы сидели вдвоем, и он учил меня разбивать поэтическую строку, находить ритм, такт, стопы. Он говорил, что эти чеканные строки – только тренинг, который должен остаться внутри актера. А потом эта внутренняя пульсация превратится в музыку. Я воспринял его слова очень серьезно – и все эти тренинги с чеканностью строк, с размером стиха во имя поиска музыки поэтического слова стали мне необходимы. Поначалу кажется – бред. Только со своими артистами можно проводить такие эксперименты, пробовать, когда сам не знаешь, к чему стремишься. Удивительно тонко это почувствовала Галя, потом Мадлен, Ксения, Полина, потом парни. Это превращение ритма стиха в музыку слова было удивительным. И с тех пор я мечтаю попробовать то же самое делать в прозе. Всегда не хватает времени, но где, если не здесь, в «Мастерской»?

В наших отношениях случился еще один поворотный момент (единственный раз, когда я собирался уходить из театра) – неосуществленный замысел спектакля «Дон Жуан», копродукция нескольких французских театров, бельгийского и немецкого. У меня был проект (он называл это «прожектами» с очень издевательской интонацией) – Дон Жуан от Тирсо де Молина до Пушкина. Идея была такова: как только Дон Жуан хотел «избавиться» от очередной женщины, он начинал с ней говорить вместо текста Тирсо де Молина фразами из «незнакомого» ей Мольера, она не понимала его, теряла дар речи, а он отправлялся дальше – в пьесу Мольера… Все завершалось «Каменным гостем», где гибель Дон Жуана происходила не просто из-за появления Командора, а из-за того, что, влюбившись в Донну Анну, полюбив в последний раз, Дон Жуан перестает быть Дон Жуаном. То есть гибнет. Это смерть персонажа.

Европейских продюсеров идея очень впечатлила, долго велись переговоры. Финансирование – западное, весь репетиционный процесс с участием актеров «Мастерской» должен был происходить за границей, Петр Наумович дал добро. Предполагалось, что мы будем играть во всех странах-участниках проекта и в России. Параллельно мы с моим покойным другом Диком – Дмитрием Эсакия (мы и «Балаганчик» вместе делали) – писали композицию. Я прочел ее труппе и Петру Наумовичу, после чего он сказал: «Наверное, надо остановиться». Я не мог в это поверить! Ходил по пятам за Фоменко, он меня ненавидел, я ненавидел его. Ведь я подводил людей! Но, несмотря на все мои отчаянные усилия переубедить Фоменко, «прожект» мой не состоялся. Недавно, прочтя эту композицию, я понял: на самом деле тогда Петр Наумович меня спас! Мне кажется, спектакль бы и не получился. Во всяком случае, идея была слишком умозрительна, она была интересна на уровне замысла, а в фактическом сценическом варианте текста не складывалась история. («Чтоб ежу было понятно», – как сказал бы Петр Наумович.) На самом деле он меня уберег от ошибки. Я верю, что, возможно, во время репетиций мы могли бы сгладить грубые швы между авторами и довести идею до ума, но… «Вера есть, уверенности нет», – наверняка сказал бы мне Петр Наумович.

На протяжении тех лет, что я учился у Фоменко, он никогда не вмешивался в работу, как педагог, в отличие от большинства мастеров курсов, которые часто на экзаменах демонстрируют себя, а не студентов. На дипломных спектаклях и на постановках в театре Петр Наумович ни разу силой своего авторитета не влиял на работу – только когда его просили. Как, например, в случае с «Волками и овцами», «Таней-Таней»…