Петр Грушин

Мы идем без радиосвязи, с выключенной системой опознавания. Все это должно насторожить систему ПВО. Но 22‑го августа в полночь мы вновь взлетаем, по той же заданной программе набираем высоту. Курс вновь на Москву, опознавание не включено, радиосвязь не ведем. Ночь ясная, видимость отличная. Перед Рязанью высотомер показывает 16 300 м. Высота для нас непривычная. Ожидаем в любую минуту атаки поднятых на перехват истребителей и, как следствие, выполнения их команд с возможным производством посадки по их принуждению на незнакомом аэродроме. Мы знали, что истребители на перехват поднимаются с боезапасом, изготовленным для немедленного применения. Все это накладывало определенный настрой на экипаж в данном полете.

И вновь все спокойно. Разворот над Москвой и посадка в Чкаловском…»

Незадолго до этой проверки, в июле 1956 года, создателям новейших авиационных и ракетных систем довелось пережить несколько не самых приятных часов на совещании у Хрущева, состоявшемся после первых полетов высотной «невидимки». Хрущев, прежде всего, хотел знать – что летало над страной и есть ли возможность у советской ПВО приземлить это «явление»?

Но 20‑километровая высота была для авиации еще за границей понимания. Залететь туда на несколько секунд или минут – это одно дело, но находиться там часами… Обоснованными казались и претензии к радиолокаторам, с помощью которых эти полеты были зафиксированы, – у большинства из них точность определения высоты цели была совершенно недостаточной, ошибки составляли километры! Примерно таким было мнение многих авиационных руководителей. Но с требованием повышения высотности разрабатываемых в своих КБ самолетов и ракет они с энтузиазмом согласились. И в течение августа 1956 года появилась целая вереница постановлений, основным пунктом которых стала необходимость увеличения высоты применения истребителей‑перехватчиков и ракет до 20–25 км.

Коснулись эти мероприятия и разрабатываемой С‑75. В начале августа 1956 года на совещании у министра оборонной промышленности Д. Ф. Устинова были обсуждены возможные экстренные меры по ускорению создания передвижных средств ПВО. В их числе предлагалось всемерное форсирование работ в КБ‑1 и ОКБ‑2 по созданию средств С‑75, рассмотрение возможности размещения средств системы С‑25 на железнодорожных платформах. Впрочем, последнее предложение лишь на первый взгляд позволяло создать ракетный заслон на любом направлении. Фактически же оно означало создание почти «с нуля» третьего типа ЗРК, отличного как от С‑25, так и от С‑75.

В итоге обсуждения было принято предложение А. А. Расплетина о скорейшем внедрении в производство упрощенного варианта С‑75 – СА‑75, использующего освоенные промышленностью электровакуумные приборы, без аппаратуры селекции движущихся целей и электронного выстрела. 5 августа 1956 года принятое решение было утверждено Советом Министров, и в соответствии с ним опытный образец СА‑75 предстояло подготовить к совместным испытаниям в апреле 1957 года.

Еще в конце 1955 года созданный с использованием электровакуумных приборов опытный вариант подвижной станции наведения ракет 10‑сантиметрового диапазона был смонтирован на радиотехническом полигоне у подмосковного дачного поселка Кратово. В течение января – апреля 1956 года с ним были проведены отладочные и экспериментальные работы, и в мае приняли решение о его отправке в Капустин Яр для проведения автономных испытаний ракеты, отработки замкнутого контура наведения на цель и предварительной оценки эффективности поражения цели.

В начале осени на полигоне опытный образец СА‑75 был подготовлен к проведению испытаний в замкнутом контуре наведения с наведением ракет на воздушные мишени. Для того чтобы обеспечить их выполнение, было принято решение об их совмещении с испытаниями, выполнявшимися в рамках совершенствования системы С‑25.