Петр Грушин

Первую попытку использования опытных средств СА‑75 для поражения воздушных целей предприняли 5 октября 1956 года. В этот день по реактивному самолету‑мишени Ил‑28 были выпущены три ракеты В‑300, управляемые полигонными средствами системы С‑25, и одна В‑750, управляемая опытным образцом СА‑75. Однако ни одной из четырех ракет цель поразить не удалось, и ее сбили сопровождавшие истребители. 25 декабря попытку повторили. На этот раз мишень Ил‑28 была обстреляна двумя ракетами В‑300 и одной В‑750. Но Ил‑28 поразила вторая из стартовавших В‑300.

Успех пришел к В‑750 только 16 января 1957 года во время выполнения генеральной репетиции намеченного на январь этого года испытания системы С‑25 по обстрелу воздушной мишени ракетой В‑300, оснащенной специальным зарядом. В этой репетиции были задействованы восемь самолетов Ту‑16, сбрасывавших на парашютах специальные контейнеры с аппаратурой, а также два самолета‑мишени Ил‑28. Первой по одному из Ил‑28 выпустили ракету В‑300, после чего разрешили пуск по мишени ракеты В‑750, для которой это был 80‑й пуск со времени начала испытаний. И «750‑я» цель поразила!

Той же зимой В‑750 впервые показали руководству страны на подмосковном полигоне. Как вспоминал работник сборочного цеха Геннадий Федорович Захаров:

«Задание было очень ответственным и включало в себя показ основных процессов по перекладке ракеты с ТЗМ – транспортно – заряжающей машины – на пусковую установку и подготовки ракеты к пуску. Поэтому мы готовились тщательно. Сроки были жесткие. Работали по 10–12 часов в сутки без выходных, несколько раз приходил посмотреть на нашу работу Петр Дмитриевич.

Подготовленное изделие установили на ТЗМ, поставили дуги, маскирующие его контуры, накрыли специально сшитым чехлом. Лямки чехла закрепили на крючья у бортов автомашины и стали ждать „добро“ на выезд, чтобы соблюсти все требования по секретности. Ждать пришлось долго. Выехали в первом часу ночи. Было ужасно холодно и очень ветрено. Я сидел в кабине ТЗМ и отчетливо слышал, как хлопает от ветра брезент. „Только бы лямки не оторвало, а то раскроет изделие, – подумал я тогда, – хорошо, что захватили инструмент и контровочную проволоку, на всякий случай“.

Из Химок по Ленинградскому шоссе доехали благополучно до площади Маяковского, повернули направо на Садовое кольцо, и тут ветер задул с такой силой, словно в гигантскую трубу. Брезентовый чехол, как огромный парус, начал бешено хлопать. Какое‑то нехорошее предчувствие охватило меня. Нашу машину сопровождал специальный уполномоченный на „газике“. Как только мы стали проезжать мимо здания американского посольства, „газик“ вдруг вырвался вперед, поравнялся с нашей автомашиной. Представитель отчаянно замахал руками, требуя остановиться. Шофер моей машины начал тормозить. Мгновенно я понял, что случилось. Мурашки пробежали по спине: „Изделие раскрылось!“

– Гони, – крикнул я водителю, – гони быстрее, не останавливайся! И мы помчались. Проехав метров восемьсот, остановились обе машины. Представитель обрушил на меня несусветные ругательства.