В условиях чрезвычайно сжатых сроков и самого серьезного контроля разработчики старались максимально использовать решения и конструкции, при реализации которых могли бы быть сведены к минимуму возможный риск и проблемы. Пусть это иногда и вело к занижению характеристик какого‑либо агрегата. А эксперименты и «прожекты» откладывались на потом.
Хорошо иллюстрирует именно такой подход к делу разработка маршевого жидкостного ракетного двигателя для В‑300 в КБ Алексея Михайловича Исаева. Приступив к работе осенью 1950 года и имея задание на создание двигателя с тягой 8 т, исаевцы могли пойти двумя путями – разработать многокамерный двигатель или однокамерный. Аналогичные поиски им уже приходилось вести, занимаясь двигателем для ЗУР Р‑101. Конечно, использование однокамерного «восьмитонника» сулило заметное снижение массы и рост энергетики. Однако во время испытаний на стенде этот вариант двигателя начал взрываться при самых неожиданных обстоятельствах. И конца таким взрывам не виделось. Причину неудач несколько месяцев не могли выяснить, рассмотрев, казалось бы, все возможные варианты. А сроки поджимали… В результате Исаеву пришлось принять четырехкамерный вариант двигательной установки – с большей массой и худшей энергетикой, но не грозивший подобными неприятностями в отработке, а потому в сложившихся условиях единственно возможный. Так и оказался на В‑300 четырехкамерный ЖРД.
А однокамерный «восьмитонник» в КБ Исаева также со временем был доведен. Причина его взрывов, до которой докопались разработчики, стала классической для будущих инженеров‑двигателистов. В камере двигателя при его работе создавались условия для детонации горючей смеси. Чтобы избежать этого, конструкция камеры была существенно переработана. Созданный подобным образом однокамерный двигатель на ракету Лавочкина установили уже при ее последующей модернизации.
Тем временем вышедшая на испытания ракета В‑300, как и положено столь сложным творениям рук человеческих, продолжала задавать загадки своим создателям.
Как вспоминал В. Отрощенко: