Читаем Петр Гулак-Артемовский полностью

Голодные набеги бурсаков на огороды и сады, молодецкие бесчинства, попытки подработать уроками и пением на клиросе в церквях вызвали недовольство части населения и приходского клира, которые жаловались в ректорат или силой приструнивали студентов, а те в свою очередь «благодарили» недругов. Таких конфликтных ситуаций возникало столько, что в начале 1750 года власти вынуждены были выработать специальную инструкцию о правилах поведения студентов-бурсаков.

Особенно хорошо бурсакам жилось после праздников, когда в комнатах, как описывал Николай Помяловский в своих «Очерках бурсы», открывался «обжорный ряд». Бурсаки приносили из дома огромные белые караваи, масло, моченые яблоки, грибы в сметане. «От этих припасов отделялись особого рода запахи и наполняли собой воздух; с этими запахами мешались нецензурные миазмы; от стен, промерзавших зимой в сильные морозы насквозь, несло сыростью, сальные свечи в шандалах делали атмосферу горькою и едкою, и ко всему этому надо прибавить, что в углу у двери стоял огромный ушат, наполненный до половины какою-то жидкостью и заменявший место нечистот».

Правда, раз в две недели бурсаков водили в баню. Самым неимущим из них там выдавалось и новое белье. «В баню пускали по утрам раным-раненько. Срам было днем выпустить в город эту массу бурсаков, точно сволочь Петра Амьенского, грязных, истасканных, в разнородной одежде, никогда не ходивших скромно, но всегда с нахальством, присвистом и хохотом, стремящихся рассыпать скандалы на всю окрестность». Путь процессии сопровождался вырванными тумбами, разбитыми стеклами и страшным шумом. Скулили собаки, в которых бурсаки бросали камни, звенели оконные стекла первых этажей домов, в которые стучали, чтобы как можно раньше разбудить обывателей.

«Старушка плетется куда-то и, повстречавшись с бурсой, крестится, спешит на другую сторону улицы и шепчет:

– Господи, да это никак бурса тронулась».

Бурсаки совсем не напоминали современных студентов. Старший сын Тараса Бульбы Остап «начал с того свое поприще, что в первый год еще бежал. Его возвратили, высекли страшно и засадили за книгу. Четыре раза закапывал он свой букварь в землю, и четыре раза, отодравши его бесчеловечно, покупали ему новый».

Николай Помяловский лаконично описывает схватку бурсаков, ночью пьяными возвращавшихся из кабака и оравших песни «на пять улиц», и казаков, которым эти песни не очень-то понравились: «Наша братия давай ругаться. Драка. Бурсаки отдули казаков на обе корки и утекли в училище».

Все студенты-бурсаки академии носили одинаковую одежду – некое «подобие сюртуков, длиной по сие время» (подчеркивание Н. Гоголя), то есть до пят, наподобие одежды дьяков. Так, например, в середине XVIII века на 200 студентов, живших в бурсе, выдавали на три года чуйку за 12 руб. и кожух за 9 руб., а на год: шапку (1 руб.), летнюю шляпу (60 коп.), халат (2 руб. 50 коп.), три рубашки (по 1 руб.), три пары белья (по 48 коп.), две пары сапог (по 1 руб.), 50 прошв (по 80 коп.), постель на 50 человек (по 6 руб.). На еду для 200 бурсаков выдавали 3000 пудов ржаной муки (по 45 коп. за пуд), пшена и гречневой крупы по 50 четвертей каждой (по 7 руб.), соли 100 пудов (по 40 коп.), сала 50 пудов (по 3 руб. за пуд), телятины на 50 руб., конопляного масла 50 пудов (по 3 руб.), на варево 80 руб., иногородним и иностранцам на различные закупки по 1 руб. 50 коп. Много это или мало – трудно сказать, но жили студенты-бурсаки впроголодь и все же учились. Самуил Миславский в 1784 году приказал с процентной суммы денег, которую завещали Гавриил Кременецкий и другие лица, выдавать студентам сиротского дома на десять месяцев обучения в год богословам – по рублю в месяц, философам – по 80 коп., риторам – по 60 коп., студентам класса поэтики – по 40 коп. Такую сумму выдавали лишь совсем нищим семинаристам, которые не имели никаких других средств к существованию. Школьникам младших классов в бурсе денег не выдавали, а только хлеб, варили борщ и кашу (на Масленицу с салом, в пост с маслом), покупая соль и другие продукты за процентные деньги. Для этого был заведен строгий учет, и велась отчетность перед префектом и ректором. Профессорам и учителям тогда предписывалось внимательно следить, чтобы бурсаки младших классов, изучающие языки, не слонялись около ворот и под окнами и не выпрашивали бы милостыню, для чего было велено закрывать ворота бурсы на замок. В то же время предписывалось содержать в порядке лазарет при бурсе, обеспечивать больных продуктами, нанять двух «портомоек», чтобы они сиротам и больным стирали рубашки и белье, чего раньше не было.

Напоследок следует сказать, что жизнь и поведение киевских бурсаков вполне отвечали, так сказать, «европейским стандартам». В Париже конфликты между студентами и горожанами часто перерастали в грандиозные драки. Немецкие студенты в XVIII веке покидали свои университеты с многочисленными шрамами в память о студенческих дуэлях. Средневековых студентов вообще описывают как толпу «канцелярских развратников, распутников, обманщиков, шутов, певцов и шарлатанов».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное