Петр Гулак-Артемовский

В эпиграфе к басне «Тюхтий и Чванько» поэт сделает горькое признание: «Мои дни – это ткань, сотканная из странных контрастов: я живу плача, я плачу смеясь. Любовь – эти сладкие чары для многих сердец – для моего сердца была источником боли и слез. Чтобы облегчить свою участь и свои жгучие печали, я, вздыхая, пишу смешные стихи. Как же смешна наша судьба! Я хочу плакать, и я смешу других».

Стремясь как-то справиться со своим горем, Петр оказывается в Бердичеве и начинает педагогическую работу в частном пансионе, а затем у польских помещиков, обучая их чад-митрофанушек. Время лечит.

Глава шестая

Учитель

Обнаруженные исследователями документы раскрывают некоторые дополнительные обстоятельства и мотивы того, почему П. Гулак-Артемовский оставил стены академии. Так, в «Киевской старине» (1893 г., № 6) говорится, что «он в Киевской академии не окончил курса по случаю закрытия оной в 1817 году для преобразования в 1819 году, и в 1816 году перевелся в Харьковский университет». Из указа же «Его Императорского Величества из Прав. Синода синодальному члену преосвященному Серапиону митрополиту Киевскому и Галицкому, Киево-Печерской Лавры архимандриту и кавалеру, последовавшего 23 ноября 1814 года за № 3378», явствует, что «по представлению комиссии духовных училищ об увольнении, вследствие представления Вашего, Киевской академии студента, окончившим курс богословского учения Петра Артемовского из духовного звания в светское, для избрания рода жизни», – он, Артемовский, окончил полный курс академического образования, и судя по указу синодальному 26 августа 1819 года, которым предлагается митрополиту Серапиону открыть учение в преобразованной академии, это заведение было закрыто для преобразования 4 августа 1817 года, спустя приблизительно четыре года после окончания курса П. П. Гулаком-Артемовским.

Уровень обучения в Киевской академии как в годы пребывания в ней П. Гулака-Артемовского, так и раньше был не ниже, чем в высших западноевропейских учебных заведениях. В академии П. Гулак-Артемовский получил основательные знания по истории, философии, «высшему красноречию», русскому языку и поэзии, классической литературе, в совершенстве овладел латынью, французским, немецким и другими языками.

П. Гулак-Артемовский, получив академический аттестат, переезжает на Волынь, где занимается педагогической деятельностью – сначала в частных пансионах г. Бердичева, а затем и в семьях богатых польских помещиков. Кроме учительства, он занимается еще и самообразованием, углубляет знания в классической и новой словесности, в частности польской.

П. Гулак-Артемовский, по мнению многих исследователей, некоторое время преподавал словесность в Бердичеве, в лицее Джона Волсея, одном из лучших учебных заведений того времени в Российской империи (Волсей – англичанин, который когда-то обучал наукам братьев царя Александра I, затем организовал в Одессе под крышей графа Воронцова Ришельевский лицей, но после ссоры с патроном переехал со всем преподавательским составом под крыло князя Радзивилла). Воспитанников заведения учили военному делу, нескольким иностранным языкам, знакомили с поэтикой, географией, физикой и математикой. Для преподавания приглашали талантливых литераторов, астрономов и музыкантов. Учеником лицея был Михал (Михаил) Чайковский, авантюрист, вынашивавший проекты возрождения Сечи.

Поэт неоднократно вспоминал о своем учительстве в семьях волынских магнатов. Можно предположить, что именно в шляхетских семьях он приобрел внешний лоск и изысканные манеры, там же он познакомился с богатой польской культурой, а заодно – и с многочисленными общественно-политическими и морально-этическими проблемами, которые волновали польскую общественность. Это могли быть и вопросы нравственного самосовершенствования, нравственного перевоспитания человечества, которые пропагандировались, например, польским масонством, и идеи французских просветителей, которые боролись как с политической тиранией, так и с религиозным дурманом за свободу верований и убеждений. Присутствие в жизни поэта идей и увлечений, запрещенных правительством, было засвидетельствовано им самим. Так, одно из первых напечатанных произведений Гулака-Артемовского – «Мудрость» – сопровождалось редакционным примечанием о том, что «поэму эту поэт писал, можно сказать, прежде чем написал что-то еще в своей жизни, то есть почти в первые дни цветущей юности своей, когда, оставленный на произвол судьбы, без друга, без совета, а больше всего – когда он еще не утвердившийся в правилах непреклонных взглядов, боролся с собственными размышлениями пылкого возраста своего, боролся со взглядами людей, которые окружали его, и, что самое опасное, – со взглядами псевдомудрецов, чьи лживые творения попадали ему в руки».