Читаем Петр I полностью

8. Подозрительность и недоверие ваше к союзникам, особливо к полякам, – будто, побудив вас порвать с турками, невзирая на священность столь тесной [Христианской] лиги, они станут добиваться собственных целей и тем самым получат лучшие условия, замирятся с турками и покинут вас; либо, если последует мир, включающий вас, они будут скорее способны добиваться претензий, кои имеют к вам; их неприязнь к заключению вечного мира с вами, кроме как на неразумных условиях, дает вам причину и повод сомневаться в их искренности.

9. Мир приносит изобилие, выгоду, довольство и покой, что должно предпочесть всем прочим соображениям.

Из причин и доводов, кои я предлагаю в поддержку войны, я должен сперва упомянуть те, что могут по меньшей мере ослабить прежние аргументы, а затем приведу такие, что могут их уравновесить:

1. Несовершеннолетие государей я признаю большим препятствием для державы, предпринимающей столь великий замысел, как вступление в войну; однако один лишь страх обвинения в неудачной войне – ведь сие не есть труд одного или немногих лиц, но все государственное тело, будучи побуждаемо, соучаствует – нельзя ни переоценивать, ни предполагать; а что войны начинались в малолетство государей, тому много примеров, более того, оные продолжались с большим успехом, как во времена короля Генриха V Английского и королевы Кристины Шведской2.

2.

 Многочисленность верховных правителей я признаю большой помехой для осуществления великих замыслов, однако ныне, пока государи малолетни, нет такой опасности, как может возникнуть впоследствии, когда они достигнут зрелых лет. Так что все зависит от руководства и советов самых выдающихся особ. Если они согласны, а тело государства соучаствует, будет ваша же вина, если дела не ведутся единодушно, обдуманно, здраво, сильно и решительно.

3. Денег в стране довольно, посему для государственных нужд их надо брать там, где они есть. Взгляните на пример ваших соседей поляков на их парламенте 1658 года3.

4.

 Недовольство, неповиновение и нежелание солдат и простого люда, кои различны по нравам и интересам и имеют свои особливые цели, тем менее достойны опасения; поддерживая строгую дисциплину, в ваших войсках не следует бояться ничего подобного, ибо оные состоят из [частей] различного строя, качеств и интересов.

5. Praemium et poena <награда и кара – лат> – правила войны; надежды на честь, славу и богатства подвигнут одних, а страх наказания, неуважения и ущерба погонит других; пусть почести и выгодные назначения даруются только лицам военным, и каждый будет стремиться достичь оных таким путем.

6.

 Как верно турки и татары соблюдают мир или перемирие, заключенные с христианами, – минувшие и нынешние времена дают нам слишком много печальных примеров; для них оные истекают, когда у них имеются время, досуг и возможность [воевать]. Поскольку вы полагаете, что они не нарушат [договор] без законных причин, помыслите: разве ваш запрет казакам ездить в свои жилища на другом берегу Днепра уже не истолкован и воспринят как нарушение статей вашего мира? Переправа ваших казаков для помощи полякам и нападений на страну [татар и турок] будет сочтена по меньшей мере потворством, если не натравлением этих людей; и многое другое, причем разбором подробностей [османы] пренебрегут, когда им подойдет время, ибо все военные декларации [султана] облечены в общие слова с присовокуплением тех мест или краев, кои он алчет заполучить.

7. Разрывая [договор] теперь, вы не станете первыми агрессорами: после заключения мира татары уже несколько раз нападали на вашу страну и угнали тысячи людей без какого-либо возмещения, хотя [таковое] требовалось. Турки с каждым посланным вами вестником изменяли некоторые статьи договора, угрожали вам, оскорбляли ваших вестников и воспрещали присылку новых; посему вы легко можете предположить, чего следует ожидать, когда [султан] окажется свободен от прочих врагов, ибо одна из главных максим оной державы – не допускать праздности солдат.

8. Подозрительность и недоверие между соседними государствами были, есть и будут продолжаться впредь. Даже священность столь тесной Лиги4 не может сего устранить, и я не сомневаюсь, что поляки сохранят подобные мысли и обиды, ибо раздоры – сорняки, питаемые памятью о прошлом соперничестве, недружелюбии и оскорблениях. Однако учтите, что, делая одолжение и помогая им сейчас, вы сможете изгладить, хотя бы в большой мере смягчить гнев от былой вражды, а если они окажутся неблагодарными, тогда у вас будет преимущество правого дела, что и есть главное для ведения войны. Кроме того, у ближайших государей могут быть запрошены гарантии, и в ваших руках будут кое-какие сильные подтверждения.

9. Воистину мир приносит все эти выгоды, но весьма ошибочно думать, будто вы сможете всегда или долго жить в мире среди стольких воинственных и беспокойных народов, ваших соседей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное