Петр II

Ноября 30 долго беседовал я с фаворитом и сильно настаивал на возвращении нашем в Петербург, представляя ему, как это полезно не только для царской службы, но и для него собственно, потому что удалит Его величество от старых русских, которые ежедневно старались отвратить от него царя, а как скоро этих господ при нем не будет, он получит полную власть над царем. Я прибавил к этому, что кончина великой княжны, которая нам угрожает, была бы самым благовидным предлогом уехать из Москвы, где Его величество лишился той, которую он любил так нежно. Мне удалось убедить его, и он уверил меня, что употребит все возможное, чтобы склонить на то царя, но как все русские противятся этому переезду, и того не желает его отец, то он просил не говорить о том никому.

Декабря 1 был я у Остермана и нашел его в слезах о состоянии здоровья великой княжны. Он сказал мне, что трепещет за царя и не ручается за его жизнь, если он не выедет из Москвы, климат которой, по его мнению, нездоров для него, а особливо ввиду участи его сестры. В ответ на это я пересказал ему все то, что фаворит говорил мне накануне, и Остерман, поблагодарив меня за то, просил убедительно напомнить ему об этом при первой встрече.

Великая княжна провела ночь с 2 на 3 число довольно хорошо, ибо спала около б часов, но утром 4-го напала на нее жестокая лихорадка, которая ослабела к вечеру. В 10 часу она, помолившись, хотела лечь спать, но едва только легла в постель, как на нее напали такие жестокие судороги, что она скончалась не более как в две минуты.

Так кончила жизнь великая княжна Наталия Алексеевна, сестра Петра II, имев от роду 14 лет и несколько месяцев. Она украшалась всеми возможными хорошими качествами, не была красавицей, но что значит красота, когда сердце совершенно? Она была покровительницей иностранцев и говорила очень хорошо на французском и немецком языках, была кумиром всех честных людей, перлом России. Словом, слишком совершенна для того, чтоб Бог оставил ее в среде варваров, которым неизвестно, что такое истинная и неизменная добродетель, и Бог не дозволил ей жить долго на сем свете.

Царь, узнав о кончине своей сестры, впал в величайшую печаль, не мог заснуть во всю ночь и утром, в 4 часа, переехал из Слободского дворца, где умерла великая княжна, в Кремлевский.

В этот день я не мог видеться с Остерманом, хотя заезжал к нему два раза, но 5-го числа застал его дома в таком горестном состоянии, что он едва мог говорить. Я утешал его как мог, советуя, чтобы он поберег себя для спасения жизни государя, заставив его бежать из Москвы. Он отвечал, что в этом состоит все его желание и что он будет неутешим, если царь не согласится на то.

Я искал случая увидеться с фаворитом, но не мог найти его до 8-го числа.

Между тем Остерман запиской просил меня побывать у него, чтобы поговорить об одном важном деле. Я приехал к нему б-го числа поутру и нашел его в отчаянии от неосторожности и болтовни графа Вратиславского. В самый день кончины великой княжны князь Сергей Долгорукий обедал у графа Вратиславского, который, напившись порядочно, сказал, что ему весьма хочется, чтобы царь переехал в Петербург, примолвив, что он считает себя очень несчастным, что не может обратить на себя благоволение не только царя, но даже его фаворита с тех пор, как приехал в Москву, что другие (а это был я), приехавшие прежде его, были счастливее, но что никто более его не желает царю славы и счастья. Остерман сказал мне, что фаворит знал уже это и говорил о том с сердцем, потому что он ненавидит Вратиславского и потому что хотя князь Сергей и дядя ему, но он был явным ему врагом.

Декабря 8 я долго беседовал с фаворитом и, засвидетельствовав сожаление о кончине великой княжны, дал ему почувствовать необходимость возвращения в Петербург, примолвив, что это весьма нужно: для государя по причине его здоровья; для государства, чтобы у Его величества перед глазами были завоевания, сделанные его дедом, и флот, который истребится, если двор еще долго останется в Москве; и наконец для самих Долгоруких, потому что если с царем случится какое несчастье, то они пропадут совсем: ибо общая ненависть к ним так велика, что народ передушит их всех, но в Петербурге, какое бы ни случилось несчастье, он и весь его род не подвергнутся никакой опасности. Он был согласен со всем и обещал то же самое, что и прежде, то есть убеждать царя возвратиться в Петербург.

Переговорив о сем деле, князь стал сильно жаловаться мне на графа Вратиславского и пересказал то, что я слышал уже от Остермана, но к этому прибавил, что граф жаловался на него князьям Сергею и Василию Долгоруким, кои отъявленные ему враги.

Декабря 11, по старому стилю день Св. Андрея, все мы, кавалеры сего ордена, были во дворце для поздравления царя, но, по случаю кончины великой княжны, праздника не было.