Петр III

Заговорщики разделялись на четыре «фракции», вместе встречались только вожаки. О группе Дашковой Шумахер писал: «Замысел состоял в том, чтобы 2 июня старого стиля, когда император должен был прибыть в Петербург, поджечь крыло нового дворца. В подобных случаях император развивал чрезвычайную деятельность, и пожар должен был заманить его туда. В поднявшейся суматохе главные заговорщики под предлогом спасения императора поспешили бы на место пожара, окружили Петра III, пронзили его ударом в спину и бросили тело в одну из объятых пламенем комнат. После этого следовало объявить тотчас о гибели императора при несчастном случае и провозгласить открыто императрицу правительницей»⁴².

Рюльер приписывал сторонникам Дашковой не менее кровожадные планы: «Если бы желали убийства, тотчас было бы исполнено, и гвардии капитан Пассек лежал бы у ног императрицы, прося только её согласия, чтобы среди белого дня в виду целой гвардии поразить императора. Сей человек и некто Баскаков, его единомышленник, стерегли его (Петра III. — О. Е.) дважды подле того самого пустого домика, который прежде сего Пётр Великий приказал построить на островах... Это была уединённая прогулка, куда Пётр III хаживал иногда по вечерам со своей любезною (Елизаветой Воронцовой. —

О. Е.) и где сии безумцы стерегли его из собственного подвига. Отборная шайка заговорщиков под руководством графа Панина осмотрела его комнаты, спальню, постель и все ведущие к нему двери. Положено было в одну из следующих ночей ворваться туда силою, если можно, увезти; будет сопротивляться, заколоть и созвать государственные чины, чтобы отречению его дать законный вид»⁴³.

Медлительного Никиту Ивановича трудно представить во главе «шайки» заговорщиков осматривающим место грядущего преступления. А Екатерина Романовна, какой она предстаёт в мемуарах, мало напоминала образ, годом позднее нарисованный английским послом лордом Д. Г. Бёкингхэмширом: «Если бы когда-либо обсуждалась участь покойного императора, её голос неоспоримо осудил бы его, если бы не нашлось руки для выполнения приговора, она взялась бы за это»⁴⁴

. Мы привели эти свидетельства для того, чтобы показать: в первое время после переворота в дипломатической среде вовсе не исключали причастности представителей партии знати к устранению Петра.

Но на этапе складывания заговора до роковой развязки было ещё далеко. Панин, несмотря на пожалованный чин и внешнее благоволение Петра, серьёзно задумывался о своём будущем. Видимо, государь действительно хотел поменять систему воспитания сына на военную. Это значило, что Никита Иванович должен расстаться с местом воспитателя потенциального наследника. 30 марта Гольц доносил Фридриху II, что император планирует послать Панина в Стокгольм, чтобы провести переговоры о включении Швеции в мирный договор между Россией и Пруссией⁴⁵. Швеция нужна была Петру как союзник против Дании, и он всерьёз рассчитывал на её флот. Подобная миссия отрывала Никиту Ивановича от Павла. Между тем именно возможность представлять интересы цесаревича давала наставнику большой политический вес.

«Он стоял за соблюдение законности и за содействие Сената», — писала Дашкова о дяде и приводила свой ответ: «Я согласна с вами, что императрица не имеет прав на престол и по закону следовало бы провозгласить императором её сына, а государыню объявить регентшей до его совершеннолетия»⁴⁶. Таким образом, партия знати стояла только за передачу Екатерине прав регентства до совершеннолетия Павла. «Я действительно предложила заговорщикам провозгласить великого князя императором, — заключала княгиня, — но Провидению не угодно было, чтобы удался наш самый благоразумный план»

⁴⁷.

Это описание не противоречит собственному рассказу воспитателя в беседе с Ассебургом. «За несколько недель до переворота Панин вынужден был вступить с солдатами гвардии в объяснения и обещать перемену, лишь бы воспрепятствовать немедленному взрыву раздражения»⁴⁸. Со своей стороны Екатерина не слишком доверяла вельможе да и вообще заговорщикам из числа придворных. Этому её научил горький опыт опалы Бестужева. В 1758 году ни Алексей, ни Кирилл Разумовские, в отличие от канцлера, не пострадали. Но гетман пережил немалый страх. Тем не менее он пересилил себя, вновь примкнул к мятежникам и даже распорядился о печатании в подведомственной ему типографии Академии наук Манифеста о восшествии Екатерины на престол.

У Кирилла Григорьевича, как и у Панина, имелись личные причины присоединиться к заговору. То, что император издевался над ним на плацу, — ещё полбеды. Но Пётр захотел передать гетманство своему любимцу Андрею Гудовичу⁴⁹

, а это значило потерю очень высокого положения и очень солидного дохода.

Императрица очень осторожно упоминала о разногласиях в стане её сторонников. «Не все были одинакового мнения: одни хотели, чтобы это совершилось в пользу его сына (Павла. — О. Е.), другие — в пользу его жены»⁵⁰. Вопрос о том, кто наденет корону после Петра, пока оставался открытым.

Презренный металл