Петр Первый

Только в январе 1695 года Петр, наконец, вернулся в Москву и застал мать серьезно больной. Это не помешало ему, побыв немного с матушкой, отправиться в Немецкую Слободу – праздновать возвращение. Во время празднования и настигла его весть о кончине Натальи Кирилловны от сердечного приступа на сорок втором году жизни.

Царь Петр трое суток тосковал и горько плакал, не желая видеть никого из своих друзей, третий, девятый и двадцатый дни по ее кончине провел у гроба матери. Что имеем – не храним…

Теперь не оставалось никого, кто мог бы хоть как-то сдерживать непростой нрав государя. Разве что младшая сестра Наталья, к которой он был очень привязан, но она была еще только пятнадцатилетним подростком и могла только горько плакать вместе с братом о маменьке.

Пока была жива мать, Пётр поддерживал видимость нормальных отношений с женой – иного Наталья Кирилловна просто не поняла бы. Но Евдокия не слишком умно повела себя после смерти свекрови: не утешала мужа, а хулила покойницу и вообще возомнила себя настоящей царицей – наконец-то! Но умерла «злыдня-свекровь», а вместе с ней исчезла и хрупкая привязанность мужа.

Хотя еще оставался человек, которого Петр побаивался. Уже после заточения Софьи в монастырь он писал «слабоумному братцу» пространное письмо с прямой просьбой о содействии:

«А теперь, государь братец, настоит время нашим обоим особам Богом врученное нам царствие править самим, понеже пришли есми в меру возраста своего, а третьему зазорному лицу, сестре нашей, с нашими двумя мужескими особами в титлах и в расправе дел быти не изволяем; на то б и твоя, государя моего брата, воля склонилася, потому что учала она в дела вступать и в титла писаться собою без нашего изволения; к тому же ещё и царским венцом, для конечной нашей обиды, хотела венчаться. Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас! Тебе же, государю брату, объявляю и прошу: позволь, государь, мне отеческим своим изволением, для лучшие пользы нашей и для народного успокоения, не обсылаясь к тебе, государю, учинить по приказам правдивых судей, а неприличных переменить, чтоб тем государство наше успокоить и обрадовать вскоре. А как, государь братец, случимся вместе, и тогда поставим все на мере; а я тебя, государя брата, яко отца, почитать готов».

Как отца почитать готов… Естественно, в тот момент для Петра поддержка брата была нужна, как воздух: «старший» ведь царь. А ну как «не восхощет» поддержать жесткие меры царя «младшего» - и что тогда? Дума-то боярская, несомненно, встала бы на сторону Ивана Алексеевича, он был свой, «правильный», не чета «кукуйскому чертушке».

Расслабленный, слабоумный… Да полноте! Таким - «от природы головой скорбен» – он стал уже позже, в угодливо-льстивых воспоминаниях «современников», стремящихся подольститься к новому владыке. Ведь до смерти старшего брата Пётр особо-то и не чудил – побаивался, что его, фактического дублера, почти узурпатора, хорошо если только в монастырь заточат.

Сравним портреты Ивана и Петра. Они невероятно похожи физически. Те же большие темные глаза (только у Петра «с сумасшедшинкой», а у Ивана – кроткие), те же темные вьющиеся волосы, тот же красивой лепки рот (только у Петра сжатый нервной гримасой, а у Ивана – с чуть заметной улыбкой). Если спросить психиатра, кто из братьев скорбен головой, несомненно, выбор падет на Петра, а не на его не менее красивого, но какого-то умиротворенного брата.

Но психиатров тогда не было, а если бы и были, то не было идиотов задавать им подобные вопросы. Поэтому в истории Пётр остался Великим, а Иван – дурачком, хотя лично я считаю и то, и другое, очень сильным преувеличением.

Иван Алексеевич скоропостижно скончался (по-видимому, от инфаркта) на тридцатом году жизни в начале 1696 года, оставив вдову с тремя дочерьми.

Власть