Петр Столыпин. Революция сверху

Их можно понять. Солдаты уйдут, а с крестьянами им жить…

Одной из причин столь разухабистых методов было то, что на усмирение бросили гвардию. А это было своеобразное войско. Это были не элитные части в современном понимании – то есть обладающие самой лучшей боевой подготовкой. Как показали 1914–1915 годы, подготовлены гвардейцы были отвратительно. Это были привилегированные войска. Они не участвовали в войнах с 1815 года. Зато офицеры служили в Петербурге. Перед гвардейцем автоматически открывались двери высшего света – куда проникнуть было чрезвычайно непросто.

Попасть в гвардейские офицеры не дворянину было практически невозможно. Формальных ограничений не было. Но для вступления в полк необходимо было иметь рекомендацию служившего там офицера и единогласное решение офицерского собрания. Это была каста, куда «плебеев» не брали. К тому же гвардия открывала очень хорошие карьерные перспективы. По традиции бывший гвардеец, достигший больших чинов, тащил за собой однополчан. Так что у данных господ был развит «гвардейский дух» – сознание, что именно они являются солью земли, а остальные так… Это был социальный расизм в квадрате. Как вспоминают многочисленные очевидцы, большинство гвардейских офицеров воспринимали происходящее как «бунт черни».

Не стоит забывать: служба у гвардии была чрезвычайно дорогая, жалования хватало едва ли на четверть самых необходимых расходов. А с чего жили дворяне-гвардейцы? С поместий! Так что для них крестьянские бунты являлись покушением на их личные интересы.

Примечательно, что впоследствии гвардейцы хвастались своими подвигами против безоружного населения. Нет, иногда и в самом деле необходимо применять крутые меры. Но гордиться работой карателя… Впрочем, многие после «усмирений» ушли в отставку. И вряд ли это были самые плохие офицеры…

Кстати, разложение армии началось не в 1917 году, и даже не в 1914, а в 1906–м. Да, солдаты выполняли приказ. Но когда они возвращались после службы в родные деревни, то слышали вопросы: «Да что ж, вы, суки, творили?» Впоследствии это очень серьезно аукнулось.

Кроме гвардейцев, активное участие в усмирениях принимали казаки, что породило к ним стойкую ненависть. Так что указы о «расказачивании» красноармейцы проводили в жизнь с большим энтузиазмом…

Чрезвычайные меры

У чиновников МВД в 1905–1906 годах возникали в головах разные светлые идеи. Так, социал-дарвинист Гурко предложил ввести… институт заложников. Совсем знакомо? Большевики просто-напросто учились у предшественников.

Столыпин был резко против. Он вообще высказывался против крутых мер. Даже взрыв дачи, при которой пострадала его дочь, не изменил мнения «премьера». Насмотрелся, видимо, в Саратовской губернии. Потому что там, судя по письмам Столыпина, народ уже начал звереть. К тому же было понятно – успокоить деревню такими мерами можно. А что потом делать на руинах?

Но 15 августа в министерство пришла записка от Николая II, которая начиналась следующими словами: «Я желаю, чтобы немедленно были учреждены военно-полевые суды для суждения по законам военного времени».

«Впечатление, произведенное этой запиской, было огромное. Мера эта в ту минуту, очевидно, не совпадала с намерениями Столыпина, все еще мечтавшего справиться с революцией мерами конституционными. Насколько помнится, не сочувствовал этой мере и министр юстиции Щегловитов, столь решительно впоследствии вторгавшийся своим личным произволом в дела правосудия».

(В. И. Гурко)

Что оставалось делать Столыпину?

Вообще-то закон должна была утвердить Государственная Дума, но Первую Думу уже разогнали, ждать созыва второй было недосуг. Так что действовать он начал сразу же после подписания.

Власти всех уровней отнеслись к новому закону с большим одобрением.

Через шесть дней после издания закона, 26 августа, Николай II повелел военному министру объявить командующим войсками его требование о безусловном применении закона о военно-полевых судах. Вместе с этим командующие войсками и генерал-губернаторы предупреждались, что они будут лично ответственны перед «его величеством» за отступления от этого закона.

Региональные власти не отставали. Так, например, Прибалтийский генерал-губернатор писал 14 декабря 1906 года: «В настоящее трудное время от всех без исключения офицеров надлежит требовать проявления мужественного сознания необходимости действовать решительно в постановлении приговоров, суровость коих нужно признать необходимою для пресечения преступной деятельности отбросов населения, стремящихся поколебать основы государственного строя».