Петр Струве. Революционер без масс

«Крепостное хозяйство первой половины XIX столетия! Какое было дело до этого студенческой массе, наполнившей актовую залу университета такой толпой, что люди стояли плечом к плечу? Конечно, до крепостного хозяйства этой толпе никакого дела не было. Но ведь на кафедре должен был показаться апостол марксизма, имя которого вызывало столько восторгов со стороны одних и столько нападок со стороны других. Как же было не взглянуть на него, хотя бы одним глазком? Впрочем, зала, видимо, была переполнена поклонниками лектора, представителями социал-демократической молодёжи. Эти социал-демократические кавалеры и девицы вели себя чрезвычайно возбуждённо. Для чего-то они перекрикивались из одного угла громадной залы в другой весьма воинственными голосами, словно кому-то хотели этим заявить: „Дескать, знай наших, мы марксисты, мы всех за пояс заткнём“. Наконец на кафедре появился с нетерпением жданный лектор. Разразилась неистовая буря аплодисментов и восторженных кликов. Она долго не смолкала. Председательствовал профессор гр. Комаровский, который из сил выбился, звоня в колокольчик. Но колокольчика совсем не было слышно. Наконец пары были выпущены и аудитория поуспокоилась. Струве начал свой доклад. Поклонники ожидали от него митинговой речи, а он читал специальный научный доклад, в котором давал предварительный очерк тех мыслей, которые были позднее им развиты в его книжке о крепостном хозяйстве. Я смотрел по сторонам и видел, что социал-демократические барышни совсем увяли, да и кавалеры нахмурились. Ведь они пришли совсем не ради учёной премудрости, а ради всё той же изо дня в день повторяющейся словесной потасовки»¹⁹

.

Внутрипартийная относительная теоретическая и научная сложность марксизма (особенно по сравнению со вполне литературными и публицистическими народническими доктринами), быстро завоёвывающего экономические и исторические науки, его открытость к разнообразным философским обоснованиям, которые к тому времени уже прошли многовековой путь к строгой дисциплинарности, вполне соответствовали и позитивистскому пафосу точного знания и этическому пафосу его идейного обоснования. Важно также и то, что в России, лишённой легальной социал-демократии и большого числа квалифицированных марксистов среди журнальных писателей и университетских кадров, марксистское движение 1890-х гг. было счастливо отмечено практически полным отсутствием идейного «чинопочитания» и в отношении Маркса и Энгельса (расцветшего в 1900-е и далее), и в отношении коллег-марксистов.