Петр Струве. Революционер без масс

Хорошо известное политическое и публицистического ожесточение 1900–1910-х между большевиками и меньшевиками, хрестоматийная личная брань Ленина в адрес его оппонентов в 1900–1910-е, конечно, не в полной мере были изобретены в те годы и в той среде. Они вдохновлялись и самим критическим наследием Маркса, и ожесточением «освободительной» политической критики самодержавия. Родственны они были и внутримарксистской полемике в России 1890-х (не считая полемики русских марксистов социал-демократов против народников-марксистов): свободная от «чинопочитания» и догматической монополии, она никак не останавливала «партийных товарищей» от весьма резких взаимных научных нападок. Известны личные грубые нападки Ленина на С. на чтении первым своего реферата о дебютной книге С. у него же на квартире, которые на практике произносились в узком товарищеском кругу и без каких-либо практических последствий²⁰. В частном письме — без публичных и политических риторических обязательств — другой, наряду с Лениным, ведущий организатор нелегального петербургского социал-демократического «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Ю. О. Мартов (Цедербаум) вспоминал о лично известной ему картине середины 1890-х. Цитируя мысль Плеханова о том, что «революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих», Мартов свидетельствовал: «Струве и Ленин в 90-х гг. говорили то же, что и я, но только смотрели односторонне»[102]

. Так что внутрипартийное полемическое ожесточение, характерное для узких кружков социал-демократов 1890-х, было обычным делом, а их обвинения в недостаточной революционности — едва ли не правилами игры в борьбе за лидерство в партии.

Фактом было и полемическое ожесточение московского марксиста Булгакова против петербуржцев С. и Туган-Барановского. Но именно оно, ожесточение, в полемике Булгакова против С. в «Вопросах философии и психологии» (1896–1897) и в полемике Булгакова против С. и Туган-Барановского по вопросу о рынках (1896) сделало его признанной ведущей фигурой марксистского движения. Если в сборник «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития» (1895) тогда не известный Булгаков приглашён не был, то в первый русский марксистский журнал «Новое Слово» (1897) возглавившие его С. и Туган-Барановский прославившегося в их кругу Булгакова уже пригласили.

В своей первой монографии, напечатанной в 1896-м, но задержанной цензурой на год до конца 1897-го, Булгаков избрал центром исследования историю вопроса о рынках в России во внутримарксистской полемике политических народников В. В., Николая — она

и социал-демократа Туган-Барановского и, таким образом, теоретическое доказательство возможности развития капитализма в России за счёт исключительно внутреннего рынка. Булгаков выступил против (оригинально применяющего марксистскую догму о необходимости внешнего рынка) мнения Николая — она

о том, что для русского капитализма роль внешнего рынка играет «внутренний крестьянский рынок», но, подвергаясь капиталистическому обнищанию, он сокращается и тем самым капитализм сам уничтожает свою основу.

Анализируя «Критические заметки» С., Булгаков верно обнаруживает, что С. фактически колеблется, не находит определённого решения вопроса о рынках: «Превосходные замечания этого писателя о значении внутреннего рынка для развития русского капитализма и о возможности этого развития на основе одного внутреннего рынка лишены всякого теоретического обоснования»[103]. И это действительно так. В полемике против В. В.

излагая его адекватно воспроизведённую им в печати ещё в 1883–1889 гг. марксистскую теорию, С. пытается лишь исподволь ограничить его пессимизм в отношении внутреннего рынка рядом включённых в изложение оговорок, грубо игнорирующих реальность абсолютно преобладающе крестьянской России с её новым капитализмом и потому лишь подходящих от абстрагирования к описанию настоящего положения дел (курсив далее принадлежит С.):