Петр Великий и его время

Конец весны, лето и начало осени 1682 г. прошли под знаком политического всесилия восставших стрельцов и их сторонников. Стрелецкое войско в Москве стали именовать «надворной пехотой», в честь их заслуг во время событий 15 - 17 мая на Красной площади соорудили «столп» (каменный столб - обелиск). Они получили задержанное за многие годы жалованье, подарки. С их бывших полковников взыскивали, подчас с помощью батогов, удержанные со стрельцов и солдат деньги (по составленным заранее спискам) и возвращали обиженным.

Расправы восставших с близкими ему людьми не могли не потрясти юную и впечатлительную натуру Петра - они происходили на его глазах и оставили тяжкий след в его душе. Ни тогда, ни позже он не понял справедливости жалоб стрельцов; ненависть же к ним, или в лучшем случае неприязнь, вошедшие в его сердце в 10-летнем возрасте, он хранил многие годы, и она не раз прорывалась наружу, принимая подчас дикие, необузданные формы. Современники, в том числе иностранцы, наблюдавшие его в зрелом возрасте, считали, что припадки гнева, конвульсивное подергивание головы, характерные для него, во многом идут от потрясений детской и юношеской поры.

Реальная власть оказалась в руках Софьи Алексеевны, умной и честолюбивой дочери царя Алексея от Милославской. Ее правление продолжалось семь лет. Все эти годы Петр и Иван были номинально царями, принимали участие в церемониях: приемах послов, церковных шествиях и пр. Но Петр и его мать никакой роли в политических делах не играли; более того, оказались в своего рода ссылке в селе Преображенском, которое стало резиденцией двора опальной царицы-вдовы и ее сына. Она, по словам того же Куракина, «жила тем, что давано было от рук царевны Софии». Ей оказывали тайную помощь деньгами благоволившие к Петру и его матери патриарх Иоаким, ростовский митрополит и Троице-Сергиев монастырь. Наталья Кирилловна и ее приспешники не могли, конечно, смириться с потерей власти, влияния.

Озлобленность и жалобы, царившие при опальном дворе, не могли, однако, омрачить пылкую и деятельную натуру младшего царя. К нему в Преображенское из кремлевских хранилищ довольно часто доставляли пистоли, пищали и другое оружие, барабаны и прочие воинские изделия, припасы (свинец, порох), знамена. Непоседливый и неугомонный, царь переезжал из Преображенского в Воробьеве, оттуда - в Коломенское, бывал то в Троице-Сергиевом, то в Савво-Сторожевском монастырях под Москвой. За ним возили его оружейную казну. Заинтересовался он как-то «книгой огнестрельной» - ее прислали ему из Оружейной палаты Московского Кремля.

Показывался он иногда и в самом Кремле, участвовал, например, в посольских церемониях. Во время одной из них, па приеме шведского посольства летом 1688 г., он поразил собой иностранцев. Кемпфер, секретарь посольства, оставил на этот счет красноречивое свидетельство: «В Приемной палате, обитой турецкими коврами, на двух серебряных креслах (тронах. - В. Б.) под иконами сидели оба царя в полном царском одеянии, сиявшем драгоценными камнями. Старший брат (Иван Алексеевич. - В. Б.), надвинув шапку на глаза, опустив глаза в землю, никого не видя, сидел почти неподвижно. Младший (Петр Алексеевич. - В. Б.) смотрел на всех; лицо у него открытое, красивое, молодая кровь играла в нем, как только обращались к нему с речью. Удивительная красота его поражала всех присутствовавших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских. Когда посланник подал верующую (верительную. - В. Б.) грамоту и оба царя доляшы были встать в одно время, чтобы спросить о королевском здоровье, младший, Петр, не дав времени дядькам приподнять себя и брата, как требовалось этикетом, стремительно вскочил со своего места, сам приподнял царскую шапку и зачастил скороговоркой: „Его королевское величество, брат наш Кародус свейский, здоров ли?"».