Петр необычайно быстро, по обыкновению, стряхнул с себя пережитую тревогу и воодушевился надеждой на будущее. В письме, написанном в тот же день Апраксину, он сознается, что «николи б не хотел к вам писать о такой материи, о которой ныне принужден еемь, однако ж понеже так воля Божия благоволила и грехи христианские не допустили. Ибо мы в 8 день сего месяца с турками сошлись и с самого того дня даже до 10 числа полуден, в превеликом огне не точию дни, но и ночи, были и прав да никогда, как я начал служить, в такой диспе-рации не были». Однако тотчас же добавляет: «Однако ж Господь Бог так наших людей ободрил, что хотя неприятели вяще 100 000 нас числом превосходили, но однако ж всегда выбиты были и потом, когда оным зело надокучил наш трактамент, а нам вышереченный, то в вышереченный день учинено штильштанд, а потом сгодились и на совершенный мир, на котором положено все города у турок взятые отдать, а ново-построенные разорить… Сие дело хотя есть и не без печали, что лишиться тех мест, где столько труда и убытков положено, однако ж чаю сим лишением другой стороне великое укрепление, которая нссравннтельною прибылью нам есть».
В то же время Петр нисколько не желал отказываться от способов, основанных на недобросовестности, чтобы загладить жестокий удар судьбы. Приказывая срыть Таганрог, он не велел трогать фундаментов, «потому что обстоятельства могут измениться», и, не желал слышать об очищении Азова или эвакуации Польши до отъезда Карла XII из Турции. Напрасно ему указывали, что в этом отношении Порта не брала на себя никаких обязательств. Шафиров и сын Шереметева, которых ему пришлось отправить в Константинополь в качестве заложников, оказались благодаря этому в опасном положении, но царь о том нисколько не заботился и с октября 1712 года допустил их заточение в Семибашенном замке вместе с самим Толстым. И только уступая наполовину перед прямой угрозой возобновления враждебных действий, он очистил наконец Азов и согласился на новую ратификацию границы, потребованную турками, но упорно старался ввести последних в обман ложными сведениями относительно количества войск, содержимых им по соседству с Варшавой, и достиг наконец, того, чего более всего добивался: удаления Карла из Бендер. Карл, после известной безрассудной попытки, был взят и заключен в замок Тимурташ, имение султана в окрестностях Демотики. Герой-рубака потерял в этом приключении четыре пальца, кончик уха, кончик нсса и возможность продолжать в Турции свою пропаганду.
Петр находил, что теперь настал самый удобный момент для быстрого завершения воины со Швецией. Этого настоятельно требовало истощение страны и беспорядок в финансовых делах. К сожалению, царь не принимал в расчет добровольно навязанных себе союзников. В сентябре 1712 года осада Штральзунда, предпринятая общими силами, только привела к возбуждению общественного мнения Европы; русские, датчане, саксонцы потратили только время на взаимные ссоры и опустошение окрестностей. Конец войны из-за испанского наследства заставлял опасаться вмешательства Англии, Голландии и Австрии в дела Севера, поэтому Петр отправил князя Куракина в Гаагу, чтобы заручиться признанием его побед над Швецией в обмен на помощь против Франции. Его посла ожидал довольно холодный прием; поведение союзников в. Померании не могло внушить желания вести с ними сообща какие-либо дела. Год заканчивался полным поражением датско-саксонской армии, преследовавшей у Мекленбурга последний шведский отряд под начальством Стенбока.
Следующий год был не лучше. На Утрехском конгрессе выяснилось сближение между Англией и Францией. Петр отправился в Ганновер и пытался склонить на свою сторону курфюрста. Тот отделывался одними обещаниями. Тогда царь обратился к Пруссии, где только что умер король Фридрих I. Пруссия до сих пор придерживалась системы, которую можно выразить следующим образом: ничего не делать и все-таки стараться что-нибудь получить; предоставлять другим драться, чтобы под шумок воспользоваться частицей добычи. Она устраивалась так, что ей предлагали Эльбинг взамен довольно туманных обещаний. За дальнейшие шаги она требовала ни более ни менее как заблаговременного свершения дела великого Фридриха: немедленного раздела Польши. Посещение нового короля Фридриха Вильгельма заставило Петра убедиться, что перемена государя нисколько не отразилась в этом отношении на политических принципах Пруссии.