…Но нам казалось, что для русских читателей не вовсе лишены интереса те подробности, которыми был обстановлен этот исторический пуф, впервые пущенный в ход во Франции при Людовике XV. Несмотря на всю свою несообразность, он имеет некоторое право на внимание, как вымысел, созданный не одною лишь фантазией досужаго воображения, но, быть может, и расчётом, на какую-то тёмную, неудавшуюся затею против России, в форме самозванства, для котораго была подобрана личность, повидимому, действительно существовавшая. Насколько можно судить, эта наглая и довольно незамысловатая выдумка нашла сочувствие и в европейском общественном мнении, почти всегда невежественном и легковерном или неприязненном по отношению к России, и в некоторых правительственных сферах.
«Желаю монашеского чину…»
Оставленный, таким образом, окончательно без надзора, царевич окружил себя монахами; сам он свидетельствует, что попы и чернецы были его собеседниками; в кругу их он возненавидел всё, что ни любил отец; новая столица была ему ненавистна: иногда он воображал, что Петербург провалится; иногда говаривал, что оставит его немедленно, как скоро будет царём. Царевна Мария Алексеевна, суеверная и неприязненная брату, распаляла ум племянника тайными видениями. Царица-мать также действовала на сына чрез своих родственников и друзей, в особенности чрез брата своего Авраама Лопухина.
…Царевич великое имеет горячество к попам и попы к нему, и почитает их как Бога; а они его все святым называют, и в народе ж ими всегда блажим был.
Младой Царевич, приученный из детства к подобным внушениям и праздности, вкушал яд сей с удовольствием, и по несчастию имея в приставниках своих потворствующих себе, не опускал никогда случаев, съезжаяся с ними и подобными развратниками тайно, предаваться Бахусовым весёлостям, в каковых собраниях и не преставали ему повторять зловредных тех наставлений, утверждая притом его надеждою скораго получения короны; поелику уже Царя, отца его, несомнительна скорая кончина, судя по частым его болезненным припадкам, о чём будто бы и весь народ Господа Бога усердно молит, и его, Царевича, предварительно своим избавителем от великаго Царёва удручения называет.
Ему сказали, что у царя эпилепсия и что «у кого оная болезнь в летах случится, те недолго живут»; поэтому он «думал, что и велико года на два продолжится живот его». Это убеждение о предстоящей в ближайшем будущем кончине Петра давало царевичу повод отказываться от каких-либо действий. Составление политической программы или какого-либо заговора вообще не соответствовало пассивной натуре Алексея. Страдая неловкостью своего положения, он ждал лучшего времени. О систематической оппозиции, об открытом протесте против воли отца не могло быть и речи – для этого у него недоставало ни мужества, ни ума.
Но царевич постоянно говорил русским, что, когда они возведут его на трон, всё возвратится в своё прошлое состояние, и что он прогонит всех этих иностранных плутов, которые насоветовали его отцу все перемены, и что он посыпет солью город С.-Петербург.
Однажды слушая московитов, которые жаловались на несносные тяготы, перенесённые при строительстве Петербурга, он сказал: «Утешьтесь, этот город долго не просуществует».
Один иностранец современник пишет так о жизни Царевича Алексея: «И удивительно, что никогда не видно Принца в тех собраниях, где Его Величество принимаете поздравления от всех знатных и чиновных особ, как-то: в дни рождения, в торжественные по случаю побед, в праздники, бываемые во время спуска кораблей, и проч. Генерал Брюс, живший подле Принца, имел повеление просить его всегда с вечера к таковым праздникам, и сие дело положено было от него на меня; но сей Принц, чтобы не быть в больших собраниях, или принимал лекарства и открывал кровь, извиняясь всегда каковым-нибудь нездоровьем, между тем как все знали, что он в то время предавался весёлостям с своим прегнусным товариществом, и не преставал охуждать все действия своего отца…».