Читаем Пядь земли полностью

В доме еще не прибрано с ночи, одна подушка там, другая — здесь. А сосед, смотришь, уже в ворота заходит (если не в ссоре они с хозяином, конечно). «Здравствуйте, — говорит, — дай вам бог еще много-много раз встретить иосифов день в добром здравии и этот провести в мире…» Точно такие вот слова говорит Тарцали, придя утром к Красному Гозу. И добавляет:

— Надеюсь, ночь провели хорошо?.. — подмигивает в сторону хозяйки, Марики.

Марика как раз постель застилает, подушки берет с припечка; на мгновение закрывает глаза, краснеет. Жаром отдается у нее в крови воспоминание о минувшей ночи.

— Спасибо, кум, — отвечает Марика, — и вам желаем того же, — и мужу подмигивает. Бог знает, чего они все перемигиваются.

— Дай тебе бог, кум, много именин встретить с семьей в добром здравии, — снова говорит Тарцали и подходит ближе. Руку подает корешу.

— Спасибо, кум, и тебе желаю того же, — трясет Йошка его руку.

— Да, кум, нынче ж у вас тоже именины, — Марика подходит к Тарцали. Теперь оба они стоят перед Тарцали, а Марика знак делает свекрови. Потихоньку, конечно. Та выходит, приносит из сеней бутылку, стаканы. Марика торопливо прибирает постель, скатерть на столе переворачивает чистой стороной, разглаживает руками. — Капельку палинки, кум. А если случаем уже позавтракали, то и вино есть…

— Нет, нет, еще не завтракал… — идет к столу Тарцали.

Дверь хлопает, входят два пацана-школьника, чинно встают у косяка, руки вытягивают по швам, глотают слюну и стишки выпаливают:

Нынче, в праздник наш святой,Встал я с утренней звездой,Год ее я не видал,Этот день все поджидал.День, что всем нам люб и мил,Йожефа день именин.
Пусть господь тебя хранитИ здоровьем наградит.Сто счастливых лет и зим,Сто веселых именинОт души мы вам желаемИ от сердца поздравляем…

Тут один мальчуган так закашливается, что слезы у него на глазах выступают; другой смотрит на него беспокойно.

— Растите большие, детки, — говорит Марика и идет к вешалке, роется в кармане своего передника. Мелочь достает. Сует ее одному пацану в ладонь, тот сразу — за дверь. Другой выбегает за ним вслед.

— Я потому так рано заскочил, кум, кума, чтобы… на ужин вас позвать нынче вечером. Я ведь тоже Йошка. Мои именины тоже не что-нибудь.

— Хм. Я вижу, хорошо идут у тебя дела, кореш, с тех пор как бросил ты землю копать.

— Ну… не так уж хорошо. Да зато время есть, именины свои хоть могу справить…

— Это верно, времени у нас теперь хватает, — говорит Красный Гоз, разливая по стаканам палинку. — Будь здоров, кореш… Выпей и ты с нами, Марика…

Марика боязливо берет стакан, а сама на окно смотрит: сосед их, Сокальи, идет по двору.

В прошлом году тоже здесь, в этом доме, застал Марику иосифов день, да мужа тогда не было дома: пни он где-то корчевал. Так и не пришлось отпраздновать. Теперь вот хочешь не хочешь, надо праздновать. Верно сказал муж: времени хватает.

Праздник этот в доме Гозов больше на словах почитается, чем на деле: ведь в иосифов день — если только не на воскресенье он попадал — никогда Красного Гоза в деревне не было. Или на поденщине он работал, или землекопом, мало ли где. Конечно, и там поздравляли Йожефов, всерьез ли, в шутку ли; а поздравив, тут же впрягались в лямку или за заступ брались — и пошли-поехали. И нынче Красный Гоз чувствует себя так, словно он в гости пришел на собственные именины.

Словно Йожеф Гоз — это не он совсем, а другой кто-то; или словно имя его живет в деревне само по себе… потому, должно быть, и оглядывается он то и дело куда-то назад, за спину…

Знает Красный Гоз: сегодня, как раз в день именин, жизнь помимо его воли повернула в новое русло; сегодня он стал настоящим крестьянином, как вот сосед, Сокальи, который сидит сейчас на припечке, — нет, нет, к столу он не сядет… — трубку покуривает. Однако стаканчик, как ни протянешь ему, каждый раз принимает и опрокидывает…

Конечно, парнем Красный Гоз часто бывал на именинах у приятелей — да только зимой и осенью, а в летнюю пору — никогда. Летом у кого есть время праздновать? Разве лишь у самостоятельных мужиков…

Правда, он и сегодня в поле собирался… да ведь завтра тоже день будет, куда спешить. Никто за ним не гонится.

— Будь здоров, кореш…

— Будьте здоровы, дядя Андраш. Садитесь к столу!

— Ничего, мне и здесь хорошо… Кхм, кхм, — и хватает он стакан, как голодная курица червяка.

Юхошиха приходит, Марикина мать; потом еще старшая сестра Марики. Собираются гости; Гозиха яичницу с колбасой жарит. Колбаса кружочками нарезана. Что делать? Приходится доставать припасы, коли уж пришел народ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека венгерской литературы

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное