Пядь земли

— Сказала… да передумала. Завтра на другое понадобятся яйца.

Красный Гоз придет завтра за ответом. Не мешает испечь что-нибудь: сладких пирожков или калач сдобный. Для калача, правда, много яиц потребуется… ну, ничего, завтра, глядишь, курица снесется, а то и две или три. А чтобы с Марикой ничего у Гоза не вышло, об этом уж она позаботится. Много парней и девок она поженила, так неужто не хватит всей ее науки, когда счастье собственной дочери устроить нужно.

Однако наука наукой, а если с влюбленными имеешь дело, то и наука может отказать.

На следующее же утро отправилась вдова к Юхошам. Марику она еще во дворе поймала.

— Слышь-ка, дитятко мое, что болтает этот проклятый Красный Гоз по деревне?

— А меня это не интересует, — с гордым видом говорит Марика; самой же так хочется узнать, что говорил Красный Гоз, прямо невмочь.

— Ну и правильно, коли не интересует. Только все ж таки я тебе скажу. Правду знать, оно никогда не мешает. Значит, говорит Красный Гоз… мол, пусть она хоть позеленеет с досады, все равно мне не нужна.

— Не нужна…

— Ну да. А еще говорит, дескать… куда ей с таким-то рылом да под венец.

Что-то шепчет Марика бескровными губами, а что — не может вдова разобрать. Еле улавливает лишь несколько слов:

— Пусть же господь накажет Йошку Гоза за эти слова… — И странное дело, не плачет, не кричит, а лишь вздыхает тяжко, прерывисто и гордо поднимает голову.

Ну вот. Это вдова Пашкуй по всем правилам сделала, здесь осечки не будет. Таких оскорблений Марика не забудет по гроб жизни. Правда, впереди еще самое трудное — Красного Гоза в божий вид привести.

К вечеру, точно в назначенное время, Красный Гоз появляется в доме у вдовы.

На столе сдобный домашний калач лежит на блюде, источая вкусный аромат; Пирошка порезала его на ровные, аккуратные кусочки. Вдова сидит за столом, под лампой, читает. Перед ней толстая книга — старый переплетенный том Семейной библиотеки. Есть там один роман, про английского рыцаря да про девицу, или как ее… про леди; называется роман «Семь лет за один поцелуй». Его-то и читает вдова с несказанным наслаждением. Еще бы. Целых семь лет таскался английский рыцарь по белу свету, все искал ту леди. И нашел ее наконец в дремучем лесу, где несчастная лежала без сознания, страдая от всяких превратностей жестокой судьбы; но и в забытьи была она чистой и девственной, как тропическая роса на листьях папоротников. Ну вот, лежит леди на траве, рыцарь пытается вздохами в чувство ее привести, а кругом, шурша листвой, бродят всякие леопарды, тигры, пантеры. В сердце у английского рыцаря, как водится, пылает безумная страсть — но не тут-то было. Не смеет он похитить невинность прекрасных губ юной леди. Вот какие вещи читает вдова Пашкуй, когда Красный Гоз входит в горницу.

Красный Гоз нынче как-то особенно свеж, да и одет чисто, не по-будничному. «Целую ручки», — говорит с порога; сразу видно, что ему и с господами случалось разговаривать. Держится почтительно; оно и немудрено: ведь от вдовы теперь его счастье зависит. Чувствует, здесь осторожно, без спешки надо действовать, чтобы чего-нибудь не испортить.

— Добро пожаловать, Йожи, Присаживайся. Пирошка, стул давай гостю, — и, все еще глядя в книгу, вдова медленно закрывает ее. Леди, леопарды, поцелуи смешиваются в кучу и улетучиваются — будто грелись себе беззаботно на солнышке и вдруг выстрел грянул над самым их ухом.

— Спасибо… — садится Йошка. Такой он нынче смирный да учтивый, что Пирошке жалко его становится; хочется подойти, погладить парня по голове. — Как поживаете, тетушка Пашкуй?

— Живем… как бог даст. Да ведь ты не затем пришел, чтоб узнать, как мы живем, а?

Йошка только посмеивается смущенно.

— Понимаю, — говорит вдова, — я все понимаю. Одним словом, жаль мне тебя, Йожи. Думаю, забыть тебе придется о Марике.

— Сказала она что-нибудь?

— Сказала, как не сказать. Плохого, правда, не сказала, грех на душу не буду брать. Нет, говорит, и нет. Не создал господь нас друг для друга. Очень уж мил ей Ференц Тот, ни за что не согласна бросить его, сердце, говорит, не позволит.

— Ага. Значит… вот как… — будто чувствуя в груди острие ножа, томится Красный Гоз.

— И вот что еще. Она этого, правда, не говорила, это я так думаю… что если б было у тебя что-нибудь за душой, то и она бы, может, решила по-иному.

— Есть ведь у меня дом.

— Зато вас, братьев-то, четверо.

— Четверо, это точно. Стало быть, верно, нет у меня ничего. Но скажите, тетя Пашкуй, бог разве не ко всем одинаково щедр? — с мольбой поворачивается Красный Гоз к вдове.

— Бог-то, он, конечно, ко всем щедр, вот только, скажем так — очень уж далеко он от нас. Да ты не горюй, Йожи. Бог-то бог, да сам не будь плох. Так ведь говорится? — и делает знак Пирошке. Та берет блюдо с калачом, подходит к Красному Гозу, становится совсем близко к нему.

— Кушайте, Йожи, пожалуйста, — говорит она потупясь.