Пять грязных искусств

– Что тогда? – Женщина задумалась, поигрывая оружием. – Тогда кое-кто сможет прибрать к рукам ресурсы Ронстада, объявив нам войну. И речь идет не только о фабриках на основе кодо, речь об артефактах, об армии воинов-адептов, которых возможно будет взять на службу. Есть много чего… Но пока сильнейшие кланы Бриттона получают все, что хотят, договор никто не нарушит. Мы остаемся за стенами Ронстада и не мешаем наслаждаться властью кланам Лэнсома, мы не делим с ними империю. Нам хватает нашего маленького мира.

Я нахмурился.

– Зачем вы мне все это говорите?..

Сильвер вдруг сделала резкий колющий выпад в мою сторону, и звон оружейной стали эхом отозвался в потолке кабинета. Я ждал от нее чего-то подобного, поэтому успел поставить блок. Сильвер отпрянула и крадущимся шагом пошла по кругу, снова готовая нападать. Я неотрывно следил за ее движениями, за переменами в лице и жестах.

А она тем временем продолжала разговор:

– Ответь мне на два важных вопроса, адепт. Первое. Как ты попал в Ронстад?

– Поездом, – коротко ответил я.

Женщина сощурилась.

– Тебя не могли пропустить, на вокзале всех проверяют. А Ринги не владеют кодо. Их род благословлен на чистоту, в их семьях никогда не рождаются адепты. Ринги – единственные в своем роде.

– Если во мне есть кодо, значит, я не Ринг.

Сильвер сделала еще пару шагов, обходя меня справа и приготовив бастард.

– Тогда откуда в тебе так много кодо? Колокол на моих воротах никогда не ошибается. А он показал, что твой индекс не меньше ста сорока пяти. Это уровень фортис, и это немногим меньше, чем у меня. При этом ты не фортис и не медион, из тебя даже инфир паршивый. Кто ты такой? Как мне понять?

– Это второй вопрос?

Глаза Сильвер наполнились яростью.

Она снова обрушила на меня меч, на этот раз последовал рубящий удар. Следом за ним еще один. И еще. Но я успевал ставить блоки и тут же нападал сам.

Мечом Сильвер владела неплохо, однако хуже меня.

В следующую секунду я сделал ложный выпад и тут же, развернувшись боком, выбил меч из руки Сильвер. Оружие, задребезжав, ударилось о паркет и скользнуло под стол.

Женщина замерла. Потом медленно подняла руки, давая понять, что сдается и бой продолжать не намерена. Перевела дыхание.

– Оставим оружие и проверим кое-что еще, – сказала она тихо. – Согласен?

– Смотря, что вы хотите проверить.

Женщина махнула в сторону стены с портретами.

– Я называю эту галерею «Стена ненависти». Это враги Ронстада, а значит, и мои враги. Те, что с красными лентами, самые рьяные военные агенты, тэны, любители казни. С зелеными лентами все три управляющих тотемными Орденами. С серыми лентами перебежчики-адепты, работающие на Лэнсом. А самое главное… вот эти, черные ленты. Весь род Рингов. От патриция до самых далеких родственников. От давно почивших до недавно родившихся. Весь имперский род. И ты там тоже есть.

Сказав последнюю фразу, она уставилась на меня, изучая реакцию и морально препарируя.

На моем лице не дрогнул ни один мускул. Я вернул меч на настенные крючки-держатели и еще раз осмотрел портреты, не задержав взгляда ни на одном из лиц.

– Разве ты не узнаешь себя? – напирала Сильвер.

– Меня здесь нет, доктор Сильвер.

– Разве?..

Она взяла со стола колокольчик. Одного тихого звука хватило, чтобы через мгновение в дверях кабинета показался помощник.

– Бернард, – обратилась к нему Сильвер, – мне нужен твой уникальный навык.

– Конечно, доктор Сильвер, – кивнул камердинер.

Женщина обернулась на Стену ненависти, пробежалась по ней взглядом, нахмурилась. Потом указала на ряд детских портретов, висевших почти у пола. На них были изображены малыши не старше двух-трех лет.

– Мне нужны эти четверо, – палец Сильвер переместился в левую сторону, повыше, и указал еще на два портрета мальчиков лет шести. – И эти двое.

– На сколько? – уточнил Бернард.

Сильвер покосилась на меня.

– Первых четверых на пятнадцать. Остальным хватит десяти.

Камердинер обошел стол и чуть сдвинул кресло. Прильнул к стене, положив ладонь на первый из четырех портретов у пола, и прикрыл глаза. Сквозь его веки проступил белый свет. Ладонь камердинера задрожала, кожа озарилась мерцанием, осветила портрет ребенка.

И тот начал меняться.

Уходила невинная округлость детских щек, сменяясь юношеской худобой, волосы приобретали темный оттенок, густели, взгляд наполнялся серьезностью и большей осмысленностью, появлялась горделивая имперская осанка.

Изображение на портрете… взрослело.

Через минуту с картины смотрел не двухлетний малыш, а сформировавшийся подросток лет шестнадцати. Кудрявые волосы, белесые ресницы, большие голубые глаза…

– Не он, – поморщившись, бросила Сильвер.

Бернард переместил мерцающую ладонь на соседний портрет. Преобразование началось снова.

Я покачал головой и посмотрел на Сильвер. Она решила проверить, Ринг я или нет. Мне и самому это было немаловажно. Если тело аристократа, в котором я находился, и вправду принадлежало отпрыску Рингов, это сильно меняло дело.