Пять красных футболок

Я демонстративно встала с кровати и сделала несколько шагов. На лице Ольги появилось восхищение.

– Я справлюсь без посторонней помощи, понятно? – раздраженно сказала я.

Не успела я еще что-то вымолвить, как потеряла равновесие и чуть не упала на пол. Оля успела подхватить меня под руки, поэтому обошлось без последствий. Я робко поблагодарила девушку, признав свое поражение, и села обратно на постель.

На следующий день я лежала на кровати, считала часы до выписки и думала о том, кто же ждал меня дома и ждал ли вообще. Мама, которая посвятила себя больше профессии инженера, чем семье или папа, который безмерно любил нас с мамой, но не заметил как его дочь выросла, потому что постоянно пропадал в командировках? Все, что я помнила о маме – это то, как она сидела вечерами за чертежами и приговаривала в пол голоса: «Главное, правильно рассчитать. Главное, правильно рассчитать». Мама много лет посвятила проектированию зданий, это было делом ее жизни. Да, мне часто не хватало ее внимания, я обижалась, но всегда с гордостью показывала друзьям дома и административные здания на главных улицах города, над которыми потрудилась мама. И да, на ночь я больше слушала рассказов о жизни инженеров, чем сказок. Папу я тоже могла вспомнить едва ли после травмы. В памяти остались фрагменты о том, как он либо уезжал на маршрут, либо возвращался с него. Делом жизни папы были грузовые перевозки, бортовой длинномер стал ему вторым домом, на котором папа колесил по всей стране и хотя мама всегда выступала против такой профессии, он и думать не хотел о том, чтобы сменить работу, ссылаясь на то, что слишком привык к постоянному движению. Мама же злилась и издевательски комментировала, что двигался только его автомобиль, а он как сидел на месте, так и сидит.

Лиза зашла в палату, оборвав мои воспоминания. Медсестра сообщила, что выпишут меня уже в течение часа и попросила проверить, чтобы я ничего не забыла. Я так сильно нервничала, что раз пять проверила тумбочку, чтобы действительно не оставить там какую-то ценную вещь, зацепку к прошлому. Когда делать уже совсем ничего не хотелось, а ожидание начало казаться тихой пыткой, я все же набралась смелости и позвонила по номеру, который выучила наизусть в первую очередь.

– Говори скорее, я в командировке, – ответил женский голос вместо приветствия.

– Мам, это я.

– Да, знаю я. Говорю же, скорее.

– Мам, я в больнице… Видишь ли, у меня тут сотрясение… амнезия.

– Что? Такого ты еще не выдумывала, – усмехнулась она, – Как это по-детски, Вик! Не хватает смелости признавать собственные промахи, зато маскировать их под мнимое отсутствие памяти – легко, да?

– Мнимое?! – я не поверила услышанному.

– Что, амнезия усугубилась?

– Почему ты со мной так разговариваешь, что я сделала?

– Что ты сделала, Вик? Тебе двадцать семь, а ты до сих пор задаешь вопросы, словно тебе пять, – она положила трубку.

Я была раздавлена. Меня будто тоже отключили вместе с телефоном. Я не сразу смогла подняться с постели, голова опять кружилась, хотя уже два дня я была в полной уверенности, что ощущения эти меня больше никогда не побеспокоят. Медленно я сделала несколько шагов к зеркалу. Бледное худое лицо наблюдало за каждым моим движением. К уже имеющимся вопросам прибавились новые. Что такого я могла сказать или сделать, чтобы обидеть родного человека настолько, чтобы он не поверил в то, что я попала в трудную ситуацию. В порыве противоречивых чувств я быстро набрала номер отца. Автоответчик. Я набрала еще, но чужой голос уверял, что телефон абонента выключен. Было обидно до слез. Я успокаивала себя тем, что для папы это было нормальным, потому что когда он уходил в рейс, то не всегда смотрел за уровнем зарядки мобильного, так как следил за дорогой. Папа был человеком ответственным и очень аккуратным в вождении, поэтому старался не отвлекаться в пути. Отец никогда не употреблял алкоголь перед рейсом и даже отказывался от некоторых лекарств, считая, что они снижают внимательность. Я предположила, что пока я отлеживалась в больнице отец мог быть в рейсе и все же надеялась застать его дома, поэтому твердо решила, что как только выйду за территорию больницы, то сразу поеду по адресу прописки. Я с грустью посмотрела на настенные часы, оставалось пятнадцать минут до выписки. Утомленная ожиданием, я закрыла глаза и не заметила как уснула.

– Ты говорил, что помогаешь, – обвиняла во сне я Ангела, – а меня родная мать не принимает! Она холодная и отстраненная. Никому нет дела до моих чувств!

– Дитя, разве не было в моих словах того, что помощь не всегда кажется помощью. Разве не уверовал тебя, что прийти помощь может не только в лицах любви. В жизни человеческой есть друзья и есть враги, но в духовной реальности этаких ограничений нет, ибо не каждый ли человек может сотворить учение, будь он враг или друг?

– Да, хоть кто! – злилась я, – Хоть друг, хоть враг. Никому я не нужна.

– Ты говоришь о человеческих чувствах, Дитя. О своих чувствах. А много ли раз ты была тем, кто интересовался теми же чувствами, присутствующими в других?

– Что ты имеешь в виду?