Пять лет рядом с президентом

С ума сойти! Читал ли он сам этот безумный указ, понимал ли смысл того, что визирует? Эта бумажка, подготовленная под руководством Петра Авена, на много лет затормозила, разрушила внешнеэкономическую деятельность России. Мы быстро потеряли многие традиционные рынки, за счет чего сократилось промышленное производство в самой России, потеряли целые отрасли, выросла безработица, упали доходы населения. Кроме того, резко сократилось поступление валюты, была разворована государственная собственность за рубежом, принадлежавшая внешнеторговым объединениям, на десятки миллиардов долларов США… Лишь с относительно благополучной Францией, в которой я работал после 1992 года, удалось восстановить догайдаровский товарооборот и поступление валютных средств и то только через 9 лет нашей кропотливой восстановительной работы.

Но вернемся к Сергею Михайловичу. В то время мы между собой часто подсмеивались над его привычкой подчеркивать собственную роль в решении той или иной проблемы. И даже «заразили» этим официанток в доме отдыха «Архангельское». Они включились в игру и иногда шутили:

– А вам, господин министр, сегодня сыр на обед не положен!

– Это еще почему?!

– Сергей Михайлович Шахрай вашу фамилию в списке на сыр не завизировал…

Егор Гайдар

С Егором Гайдаром я познакомился в 1991 году после подавления августовского путча на одном из совещаний у Бурбулиса. Геннадий в качестве госсекретаря поздними вечерами собирал у себя в кабинете в Белом доме различных специалистов. Целью было проведение своего рода «мозговых атак» по различным вопросам государственного строительства и экономической реформы.

На одной из таких встреч выступал Гайдар. Я, конечно, читал пару его теоретических статей еще в журнале «Коммунист», но был от них не в восторге – видоизмененный литературный пересказ общеизвестных истин, своего рода полуплагиат. Вообще-то, откровенно говоря, общеизвестно, что практика – критерий истины, а у него не было ни одного дня практики.

На совещании Гайдар жонглировал терминами и цифрами. Его «программа» – это почти калька с «шоковой терапии», реализованной с огромными потерями Лешеком Бальцеровичем в Польше. В прениях я об этом напомнил Гайдару, и особенно о том, что сам Бальцерович уже давно признал ее полную несостоятельность.

Разговор получился по формуле «в огороде бузина, а в Киеве – дядька». Я ему о том, что предлагаемые им меры приведут к гиперинфляции, товары появятся лишь потому, что у населения совсем не будет денег для их покупки и народ начнет тихо вымирать, а больное народное хозяйство потеряет ведущие отрасли и потенциал к восстановлению. А он мне – это неправда, как-нибудь срастется, а рынок всё отрегулирует, мы завалим страну товарами, посмотрите на развитые страны.

В результате Гайдар на меня очень обиделся. Конечно, не ошибается тот, кто не работает. Это совершенно верно. Даже говорят, что на ошибках учатся, – и это верно. Но на тот момент было уже поздно учиться, надо было грамотно действовать. В результате из-за реформ Гайдара и его единомышленников страна безвозвратно потеряла миллионы людей и целые отрасли народного хозяйства.

По стечению обстоятельств, после ухода в ноябре 1990 года Григория Явлинского из первого правительства Ивана Силаева (в результате политики Михаила Горбачёва по скрещиванию программы «500 дней» и предложений союзного премьера Николая Рыжкова) именно меня, в качестве министра экономического блока, премьер-министр послал в Польшу на встречу с Лешеком Бальцеровичем – общепризнанным «отцом шоковой терапии». Этот вариант мы тоже рассматривали как один из возможных, но не приоритетных.

С Бальцеровичем мы беседовали несколько часов. Я ушам своим не поверил: конфиденциально, с просьбой на него не ссылаться, он говорил мне, что, доведись начинать с самого начала, он бы всё сделал иначе, но поскольку механизм уже запущен, надо продолжать, несмотря на бессмысленные экономические и социальные жертвы, – иначе последствия окажутся еще более драматичными… В декабре 1991 года, через пару месяцев после этой встречи у Бурбулиса, автор «шоковой терапии» Бальцерович в знак признания провала его экономической политики даже не был включен в состав очередного польского правительства.

О результатах встречи в Варшаве я доложил Силаеву, и мы еще раз убедились, что наши предложения, которые больше походили на экономические реформы в Венгрии, Чехии или даже отдаленно в Китае, но с нашими национальными коррективами, были более предпочтительны для тогдашней России.

Ельцину я также об этом написал и передал короткую записку, которую он наверняка прочитал, в чем я убедился позже, когда он мне объяснял, почему я должен уехать из России и прекратить споры с Гайдаром.

На этом, как я потом понял, итоговом для назначения нового премьера российского правительства совещании я выступил категорически против «программы реформ» по Гайдару.