Пять ночей. Вампирские рассказки

— Уже лучше, — в голосе Джиа слышалась едва заметная нотка одобрения. — Вы признаете этот факт, как и мы его признаем.

— Но это другое. Эти предметы всегда такими были. А вы — были такими раньше? То есть, я хочу понять, дает ли превращение совершенство.

Калеб усмехнулся и откинулся в кресле.

— Представьте себе, Уильям, что ваше зрение стало в десятки… нет, в сотни раз лучше. Каким вы увидите мир?

— Откуда мне знать.

— Подключите фантазию. Вы видите те детали, что раньше были недоступны. Мир становится совсем другим: обычное кажется красивым, красивое — прекрасным. Прекрасное — божественным. Это другая вселенная, и в то же время та же самая.

— Я так не думаю, — сказал я наконец. — Видеть детали разве не значит видеть все самые мелкие недостатки?

— Чудесно, что вы так сразу это поняли. Но не учли, что мы с вами сами из разных вселенных, и ваше суперзрение, даже если оно не будет ни в чем уступать нашему, отличается от него именно восприятием увиденного. Мы видим одно и то же по-разному, и это естественно.

Они умело пасовали разговор друг другу, как титаны НБА, — закрой глаза, и покажется, что говоришь с одним. Из этих теоретических дебрей надо еще уметь вылезти, и желательно с честью. Ну, или как получится.

— Но я же воспринимаю вашу красоту.

— И свою, как выяснилось. А теперь ответьте, неужели вам это неприятно?

— Вы все перекрутили.

— Нет, подождите. — Джиа склонила голову к плечу, не отводя от меня глаз. — Разве не естественно желать видеть красоту очень долгое время? Тем более, что теперь она кажется во много раз совершеннее. Вы украшаете дома красивыми вещами, чтобы они были с вами до конца жизни, окружаете себя красивыми людьми, потому что они создают впечатление благополучия и комфорта. Ваша девушка, Уильям, она ведь красивая?

Я даже не ответил.

— Конечно, она красивая, — ответил за меня Калеб. — Как и все ваши друзья наверняка. И это был не специальный отбор, все произошло интуитивно, так что ответ на ваш вопрос вы знали с самого начала. Мы же выбираем лучшее для себя, как и вы, просто на более длительное время.

— А вам не кажется, что это несправедливо — забирать у нас то, чего и так немного?

Я, кажется, начинал уставать и злиться. Они переглянулись.

— Будьте реалистом, Уильям.

— Да уж, глупый вопрос. Вы ведь только и думаете о справедливости по отношению к нам…

А чего я ждал, собственно? Просто не думал услышать это так прямо.

— Поверьте, Уильям, — сказала Джиа, — в нас может бросить камень лишь тот, кто никогда не думал о личной выгоде в ущерб другому. Помните: разные вселенные, и в то же время одна и та же.

Черт бы их побрал, с ними не поспоришь.

— К тому же, — Калеб как-то странно улыбнулся, — это хорошая приманка.

— Приманка?

— Да. Приманка. Знаете, есть такой цветок — раффлезия Арнольди?

— Слышал. — Я поморщился. — Громадная смердящая дрянь.

— Это как для кого. А вот насекомым и мелким зверушкам очень нравится. Так нравится, что они отдают ей свою жизнь, и все это устроила безупречная, непогрешимая матушка-природа.

Мне стало тошно.

— Есть теория, что мы играем на вашей естественной тяге к совершенству и к смерти. Вы без ума от того, что видите, и умираете за это. Охотно умираете, надо сказать. Или же просто подпускаете достаточно близко… чтобы цветок безвозвратно поглотил вас. Такова цена прекрасного.

Мое терпение со звоном лопнуло. Я просто встал и ушел, подавляя в себе горячее желание позвонить Джейсону или собственноручно взорвать этот дом к чертям собачьим.

Спокойно, Уильям, это лишь начало. Когда скучно и нечем занять неограниченное время, всегда тянет пофилософствовать, а тут свободные уши. Но если они сами помогают тебе копать им могилу, то оно и к лучшему.

Конец записи.

* * *

ЗАПИСЬ 8. Не вел записи несколько дней. Ловлю себя на мысли, что уже не так спешу смыться отсюда при первой возможности. Здесь действительно уютно… несмотря на компанию.

Я сидел в комнате, переделанной под бар, и мрачно жевал заказанную пиццу совершенно без аппетита. Ел и думал, что моя идея, возможно, не так хороша, как казалась в теории.

— Зачем вы это едите, дорогой Уильям? — спросил Калеб. Джиа вошла следом и теперь поливала комнатные растения, развешанные по углам. — От такой пищи можно умереть.

Я проглотил «дорогого Уильяма» вместе с куском пепперони и только огрызнулся:

— А вам что?

— Как это что? Ведь наша жизнь теперь зависит от вашей. Чтобы нас не растерзали мародеры, вам просто необходимо нормально питаться. А то вдруг вы отравитесь, и Первый свалит все на нас.

Да, кажется, у него, в отличие от меня, было хорошее настроение.

— Угу, — буркнул я, — вы-то, конечно, знаете, что есть, чтобы не умереть…

— Это не рискну предлагать. Но если хотите, Джиа что-нибудь вам приготовит.

У меня кусок пиццы поперек горла стал. Джиа только улыбалась, как Мона Лиза, и продолжала поливку цветов.

— Что приготовит? Протеиновый коктейль?

— Зря вы так, — Калеб сел напротив меня, что совсем не улучшало мне аппетит. — Джиа умеет готовить форшмак и еврейский салат.

— Рудименты прошлого?