Я не сказала ничего такого, но у жён глаза полезли на затылок. Я бы подумала, что переборщила, когда бы не помнила свою речь слово в слово. Так чему же они тогда так изумляются?
«Что там было в бумаге? Разве это вспомнишь? Стоп! О ком это там говорится? Софья Адамовна Мархалева? Кто это?
Бог ты мой! Это же я!»
Мне сделалось дурно и, рухнув из кресла на пол, я успела крикнуть:
— Воды…
— Воды! — передала мою просьбу Полине Тамарка.
Полина распахнула дверь и выскочила из банкетного зала.
«Ай-яй-яй-яй-яй, ай-яй убили негра! Убили негра, убили, ай-яй-яй-яй-яй, ни за что ни про что суки замочили! Ай-яй-яй-яй-яй, ай-яй убили негра! Убили негра…» — опять донеслось из ресторана.
Сколько можно?
Глава 26
— Дайте! — сказала я, когда меня, водой отпоенную, усадили обратно в кресло.
— Что? — тупо поинтересовалась Тамарка почему-то не у меня, а у жён, будто я им уже покойница. — Что она просит?
— Бумагу! — рявкнула я. — Что ещё я могу просить! Дайте мне ту бумагу!
— Ишь ты, начитаться никак не может, — невзирая на моё крайне болезненное состояние, ехидно заметила Изабелла. — Так всех приобула, что и сама не верит. Дайте ей, пусть порадуется.
Мне дали листок и я, едва ли не по слогам раз пять его прочитала, а потом, прижав к груди и закатывая от удовольствия глаза, мечтательно призналась:
— Не верю…
Меня раздирали противоречивые чувства.
— Чему ты не веришь? — спросила Тамарка.
— Не верю, что это правда. Вы разыгрываете меня.
Тамарка победоносным взглядом обвела жён, будто это не я, а она всех приобула, и громыхнула:
— Видали?! Ещё и не верит она!
Жены, словно услыхав боевой клич, сгрудились вокруг меня и подняли совершенно неприличный крик. Пользуясь моим беспомощным состоянием, кричали, находясь в опасной близости от меня и разъярённо потрясая кулаками. Ничего приятного я не услышала для себя и даже подумала, что сглупила, приехав в этот ресторан.
«Однако, бить меня не будут, — затравлено озираясь, решила я, — иначе не стали бы приглашать в столь людное место. Скорей попытаются со мной договориться, но зачем их так много? Зачем Тамарка собрала этот жопкин хор? Не могла со мной тет-а-тет обсудить? Тет-а-тет она всегда проигрывает. Ей понадобилась психическая атака. Иначе со мной не сладить.»
Я прислушалась. Из общего хора вырвался Тамаркин голос.
— Накануне собрания ты сотворила нам сюрприз, — возмущалась она.
«А эта все со своим собранием, — подумала я. — Сейчас про доску вспоминать начнёт. В последнее время она постоянно о ней вспоминает в контексте с собранием акционеров.»
И тут меня осенило. Тамарка же боится, что я могу спеться с Зинаидой. Следовательно эта бумага, по которой я практически являюсь наследницей, не фальшивая. Уж Тамарка знает в этом толк. Если бы было так, она бы скомкала эту бумагу и…
И тут меня ещё больше осенило. Трупа-то нет. Следовательно акции Фрысика из Тамаркиных рук переходят в мои.
— У меня контрольный пакет! — не в силах сдержать своей радости, во все горло завопила я. — Зря вы убили моего Фрысика! Он, как настоящий мужчина, успел составить завещание!
Жены отпрянули и с ненавистью посмотрели на меня, но я уже их не боялась. Осознав свою власть над ними, я воодушевилась и принялась их обличать:
— Вы, негодницы, погубили моего будущего мужа, потому что боялись меня, а он, предвидев это, поставил вас перед фактом: меня вам не избежать! Я отомщу вам за смерть моего Фрысика! Вы все ещё будете плакать горькими слезами! Вам ещё тошно станет!
— Что ты несёшь? — неожиданно останавливая меня на всем скаку, спросила Тамарка. — Мама, невозможная, что ты несёшь?
Я устыдилась. Учитывая то, что они несли перед этим, речь моя действительно была вяла, неоригинальна и слишком цензурна.
— Мама, ты хоть понимаешь, кто в доме хозяин? — снова противно подбочениваясь, спросила Тамарка.
Я опешила и спросила:
— А разве не я?
Тамарка отрицательно покачала головой. И все жены покачали головами.
— Нет, не ты, — хором сказали они, не скрывая своей радости.
— Ну, вас не поймёшь, — обиделась я. — Тогда в чем дело? Тогда зачем вы на меня нападали?
— А затем, Мама, что ты должна прямо сейчас подписать вот этот документ, — Тамарка положила передо мной какую-то бумагу, и продолжила: — После чего я велю накрывать на стол, и начнётся пир.
Я заволновалась.
— Подожди, что ты мне тут подсовываешь? Какой пир? Ничего не подпишу, — и я на всякий случай отодвинула от себя бумагу.
Жены растерянно посмотрели на Тамарку. Она кивнула им, мол все в порядке, и упрямо придвинула бумагу обратно.
— Мама, лучше подпиши, — сказала она с оскорбительной для меня, держателя контрольного пакета акций, угрозой.
— Что? Только не вздумай меня запугивать, — сказала я и строго посмотрела на Полину.
Та растерялась. Мне только этого и надо было.
— Поля, — возмутилась я. — Как ты могла? Ты же всегда была на стороне покойного. Почему же сейчас ты переметнулась во вражеский лагерь?
Полина уже смотрела на меня, как кролик глядит на удава.
— А что? Что? — мямлила она.
— А то, что с тобой, Зинаидой и Изабеллой у нас контрольный пакет.