Пять сантиметров в секунду

Снаружи закат четко делит весь мир на свет и тень. Двери расходятся, и мы попадаем в область света. Заворачиваем за угол, где на маленькой парковке стоят наши скутеры, и попадаем в область тени. Я смотрю на спину Тоно, который входит в тень, держа в одной руке картонную коробку с «дэйри-кофе». Его спина в белой рубашке куда шире моей. Уже оттого, что я вижу эту спину, мое сердце болит и ноет. Я люблю Тоно очень-очень сильно. Он шагает всею в сорока сантиметрах от меня, и вдруг отдаляется еще на пять сантиметров. Неожиданно на меня накатывает одиночество. Подожди, думаю я, и моя рука сама хватает Тоно за рубашку. Гори всё огнем, но сейчас я скажу ему, что я его люблю.

Он замирает. Он великодушно дает мне время и медленно оборачивается. Я почти слышу, как он твердит себе: «Тут оставаться нельзя…» — и вздрагиваю.

— Что случилось?

В самой глубине души вздрагиваю еще раз. Абсолютно спокойный, добрый, холодный голос. Невольно всматриваюсь в лицо Тоно. Ни следа улыбки. Твердая, непоколебимая решимость з спокойных вазах.

В итоге я так и не призналась ему в любви. Что бы я ни сказала — было видно; я ему совсем не нужна.

*

«Кичкичикичи..» — разносится по острову пение хигураси. Где-то в далекой роще тихо чирикают, готовясь встречать ночь, птицы. Еще не скрывшийся за горизонтом краешек солнечного диска расцвечивает наш путь всеми оттенками багрянца.

Мы с Тоно идем по узкой дорожке, зажатой между полями сахарного тростника и батата. Идем молча. Слышен только повторяющийся перестук шагов — моих и его. Нас разделяют полтора шага, я изо всех сил стараюсь не отдаляться от него, но и не приближаться. Тоно ступает широко. Видимо, он на меня сердится, думаю я, бросаю на Тоно быстрый взгляд и вижу, что он с тем же, что и обычно, выражением смотрит на небо. Опускаю голову, разглядываю тени от своих ног на асфальте. Почему-то вспоминаю про скутер, который остался стоять у магазина. Я не оставила его там насовсем, но меня всё равно мучает совесть, как если бы я совершила предательство.

После того, как я не призналась Тоно в любви, мое состояние души будто передалось двигателю «каба», и он отказался заводиться. Я жала на кнопку стартера, давила на рычаг ножного пуска, но двигатель оставался нем как рыба. Я бы так и осталась на стоянке у магазина верхом на «кабе», не зная, что делать, если бы не добрый Тоно — он пришел ко мне на помощь с такой готовностью, что я немного смутилась и подумала: нет, я ошибалась, когда решила, что он совсем ко мне равнодушен.

— Видимо, свеча зажигания приказала долго жить, — сказал Тоно, быстро осмотрев мой “каб”. — Скутер старый?

— Угу, сестра на нём ездила.

— Когда ты разгонялась, двигатель хрипел?

— Может быть, — я вспомнила, что в последнее время «каб» заводился не слишком охотно.

— Оставим «каб» здесь, пусть потом твои родные его заберут. А мы пойдем пешком.

— Эй, не надо меня провожать! Тоно-кун, поезжай домой! — туг же выпалила я. Не хотела ему навязываться. А он ответил добродушно:

— Мне отсюда недалеко. И я бы с радостью прогулялся.

Я не понимала, почему он так себя ведет, и готова была расплакаться. Мой взгляд упал на две упаковки «дэйри-кофе», стоящие рядышком на скамейке. На миг мне показалось, что я точно ошиблась, решив, что совсем ему не нужна. Но…

Ни в чём я не ошиблась.

Иначе почему мы продолжаем идти в полном молчании? Тоно-кун, ты всегда сам предлагаешь проводить меня до дома. Почему ты со мной не разговариваешь?

Почему ты со мной всегда такой добрый? Почему ты вообще мне встретился? Почему я так сильно в тебя влюбилась? Почему? Почему?

Сама не своя шагаю по дороге, и искрящийся в закатных лучах асфальт под моими ногами постепенно мутнеет. Пожалуйста. Тоно-кун, прошу тебя. У меня нет больше сил держаться. Я не могу. Из глаз льются слезы. Размазываю их по щекам, но этот поток не остановить. Я должна прекратить плакать до того, как Тоно заметит. Изо всех сил сдерживаю рыдания. Но он, конечно же, заметит. И раздастся добрый голос. Уже.

— …Сумида! Что с тобой?

Прости. Я знаю, что ты не желаешь мне зла. С трудом подбираю слова, чтобы ответить.

— Прости… ничего. Прости меня…

Останавливаюсь, прячу лицо, рыдаю и ничего не могу с собой поделать. Слезы льются и льются. Слышу, как Тоно грустно шепчет; “Сумида…” Впервые за все эти годы он настолько ко мне неравнодушен. В его голосе — печаль, и от этого я печалюсь еще больше. Хигураси поют громче некуда, их стрекот повсюду. Мое сердце истошно кричит. Тоно-кун! Тоно-кун! Прошу тебя, пожалуйста! Не будь со мной…

…таким добрым.

Пение хиеуроси идет на убыль и вдруг стихает. Я чувствую, как весь остров погружается в безмолвие.

Миг спустя тишину взрывает оглушающий рев. Я ошарашено поднимаю голову и сквозь мутное стекло слез вижу, как с далекого холма взмывает в небо огненный шар.