Пять сантиметров в секунду

Ночи на воскресенье они иногда проводили либо в его, либо в ее квартире. Чаще всего Такаки оставался ночевать у Мидзуно, но случалось и наоборот. В обеих квартирах было по две зубных щетки, у нее хранилось несколько пар трусов Такаки, у него неожиданно завелись кухонные принадлежности и приправы. У Такаки теплела на сердце от мысли, что его комната заполняется разными журналами, которые он до того никогда не читал.

Ужин неизменно готовила Мидзуно. В ожидании еды, под стук кухонного ножа и шум включенного вентилятора, наслаждаясь ароматом варящейся лапши и жарящейся рыбы, Такаки продолжал работать на ноутбуке. Он стучал по клавиатуре, и на душе у него было по-настоящему легко. Когда негромкие звуки с кухни и цоканье клавиш мягко наполняли собой тесную комнату, Такаки понимал, что нигде и никогда он не чувствовал себя настолько спокойно.

С Мидзуно у него было связано множество воспоминаний.

Взять хотя бы еду. Мидзуно всегда очень элегантно ела. Она искусно очищала скумбрию от костей, отрезала куски мяса одним движением ножа, при помощи ложки и вилки умело обходилась с макаронами и до того изящно отправляла их в рот, что можно было засмотреться. А уж когда она касалась ногтями цвета лепестков сакуры чашки кофе!.. Чуть влажные щеки, холодные пальчики, аромат волос, сладость кожи, вспотевшие ладони, тронутые табачным запахом губы, тяжкие вздохи…

Она жила в многоквартирном доме у железной дороги. Когда они выключали свет и забирались в постель, Такаки часто смотрел на видневшийся в окне клочок небосвода. С наступлением зимы звездное небо сделалось невероятно красивым. Мир за окном сковывала стужа, да и в квартире было так холодно, что выдох превращался в белый пар, но когда Мидзуно клала голову на плечо Такаки, ему становилось тепло и уютно. В такие минуты отдававшийся в ушах перестук колес поезда линии Тюо казался непонятными словами, долетавшими до Такаки из очень далекой страны. До того ему казалось, что он находится не там, где должен быть. «Неужели именно сюда я стремился?»— думал он.

В те дни, когда они с Мидзуно были вместе, Такаки осознавал, как сильно зачерствел оттого, что слишком долго жил в одиночестве.

*

Вот почему, когда они с Мидзуно расстались, Такаки словно заглянул в бездонную черную пропасть.

Целых три года они жили надеждами, изо всех сил пытаясь одолеть все разделявшие их барьеры. Но все было тщетно, и в конце концов их дороги резко разошлись. При мысли, что теперь он снова должен будет мириться с одиночеством, на Такаки наваливалась бесконечно тяжелая усталость.

И ведь ничего не случилось, думал он. Ничего такого, из-за чего стоило бы расстаться. Просто реки наших чувств текут по отдельности, так и не слившись в единый поток.

Глубокой ночью, в полной темноте, внимая урчанию автомобилей за окном, Такаки открыл глаза и ощутил отчаяние. Мысли разбегались; волевым усилием он сосредоточился на том, что было сейчас самым главным.

…Этот исход был неизбежен с самого начала. Не бывает любви до гроба. Тот, кто верит в такую любовь, должен привыкать к потерям.

Я тоже шел по этому пути; шел-шел — и вот пришел.

*

Примерно тогда же, когда Такаки расстался с М идзуно, он уволился из компании.

Он часто спрашивал себя, была ли между этими событиями какая-то связь, но ответа так и не нашел. Скорее, решил он, одна просто совпало с другим. Иногда Такаки вымещал полученный на работе стресс на Мидзуно, но случалось и наоборот, и вряд ли эти их ссоры на что-то влияли, думал он. Причину разрыва невозможно было выразить словами — Такаки ощущал, что ему чего-то не хватает, и это проявлялось во всем, что он говорил и делал. Но чего именно ему не хватало?

Он не знал.

Впоследствии Такаки часто пытался вспомнить последние два года работы в кампании, но воспоминания расплывались, словно всё то время он дремал на ходу.

Он сам не заметил, как перестал понимать, зима на дворе или лето, осень или весна; временами он путал то, что сделал вчера, с тем, что должен был сделать сегодня или намеревался сделать завтра; дни мельтешили, как картинки в калейдоскопе. Такаки всегда был чем-то занят, работа, которую он выполнял, была исключительно рутинной. Составив ориентировочный план ликвидации проекта, он работал почти как автомат, тратя всё свое рабочее время на вычисления. Такаки будто ехал в потоке машин, двигавшемся с одной и той же скоростью, и только и мог, что повиноваться дорожным знакам. Знай себе крути руль, жми на гази вообще ни о чём не думай. Даже разговаривать ни с кем не надо.

Однажды он понял, что прежнее благоговение перед программированием, новейшими технологиями и самим компьютером куда-то ушло. «Видно, так всё и бывает», — думал он. Когда Такаки был подростком, он благоговел перед сиянием ночного неба, а теперь, когда поднимал голову, видел только звезды, не вызывавшие уже былых чувств.