Читаем Пять веселых повестей полностью

Пять веселых повестей

- Сестре и её сыну? Незачем. Если бы они могли помочь… А так, без толку, зачем же волновать?

И, почувствовав, что я хочу ещё о чём-то спросить его, но не решаюсь, он добавил:

- А других родственников у меня нет. Жена и сын при бомбёжке погибли. Три тяжёлых ранения было у меня на войне. А то было четвёртым… самым тяжёлым. Кажется, неизлечимым…

А ещё через несколько дней, вечером, дядя Сима молча, знаками вызвал меня на крыльцо и тихо, перейдя вдруг со мной на «ты», сказал:

- Устал ты, наверно: каждую ночь на полу… Может быть, сегодня переночуешь у Саши?

Я понял, что дело совсем не в моей усталости, и, с трудом произнося каждое слово, спросил:

- Что?.. Андрею Никитичу очень плохо?

- Да, плохо.

- Совсем плохо?

- Совсем…

* * *

Андрей Никитич прожил в Белогорске недолго… Но дело ведь не в том, сколько прожить, а главное - как: в городе его знали все.

Он хотел, чтобы город был прекрасен, чтобы людям в нём жилось радостно и солнечно. И ещё хотел, чтобы мы с Сашей помирились, чтобы никогда больше не ссорились и дружили ещё крепче, чем раньше.

И после того как его не стало, мы с Сашей все дни почти что не разлучались. Мы забирались на самую верхушку зелёного холма, откуда был виден весь городок. Солнце светило ясно и горячо, и опять ни одна тучка не наползала на него, и Белогорка петляла меж берегов так же весело и беззаботно, как прежде. Его уже не было, а кругом ничего не изменилось, и я удивлялся этому, хоть так, наверное, и должно было быть…

Мы с Сашей тихо мечтали о том, чтобы город наш и в самом деле стал «фабрикой здоровья», чтобы люди никогда не мучились, не болели, не погибали от бомбёжек и вообще почти никогда не умирали…

Мы верили, что городок станет когда-нибудь таким, каким хотел увидеть его Андрей Никитич. И даже ещё прекраснее!

ГОВОРИТ СЕДЬМОЙ ЭТАЖ

ПЕСНЯ ПОД ОКНОМ

Ровно в девять утра грянула песня. Она была такой громкой, что, казалось, певец вскарабкался на водосточную трубу под самые окна, а подпевавший ему хор расположился где-то на ступеньках пожарной лестницы.

Со сна Ленька не мог понять: откуда во дворе эти голоса и эта музыка?

Из коридора послышался ворчливый голос соседки:

- В воскресенье поспать не дадут!

- Спать надо ночью, а утром как раз нужно петь! - возразил голос шофера Васи Кругляшкина.

Да, сегодня, конечно, было воскресенье: в обычные дни по утрам шофер Вася вообще не разговаривал с ворчливой соседкой - это отнимало слишком много времени и вполне можно было опоздать на работу. К тому же, как говорил Вася, «шофер должен беречь нервы во избежание уличных катастроф».

Ленька выглянул в окно… Вот это новость! Почти на самую верхушку старого деревянного столба взобрался новенький, блестящий громкоговоритель. Где-то там, внутри репродуктора, умещались и певцы-солисты, и целые хоры, и духовые оркестры…

Казалось, что ветхий, покосившийся столб гордо приосанился и даже чуть-чуть выпрямился: его еще никогда не использовали для таких высоких и торжественных целей. То он был стойкой футбольных ворот, то на него наклеивали разные объявления, а то обматывали вокруг него веревки, на которых сушилось белье… Ну, а сегодня с утра старый деревянный столб пел, и декламировал, и гремел маршами. Откуда-то сверху, из-под самой крыши, к столбу тянулись струнами натянутые провода.

Ленька был поражен: кажется, впервые за много лет во дворе произошло событие, о котором он не знал заранее. Скорей в коридор, к телефону…

С кухни тянуло сухим, неприятно щекочущим теплом газовых конфорок.

По-воскресному торопливо и весело стучали ножи: мама и две соседки склонились над своими столиками.

Шофер Вася Кругляшкин, поставив ногу на перевернутый таз, доводил до немыслимого блеска свои новые желтые полуботинки.

- От вашего гуталина невозможно дышать, - процедила ворчливая соседка.

Это было очень странно: Вася даже не притрагивался к гуталину - он натирал свои ботинки кусочком старого, выцветшего коврика, который, по его словам, «когда-то был персидским».

Не желая омрачать настроения, Вася подчинился и вышел в коридор.

- Здорово, Леонид!

Всех ребят в доме Вася называл полными, «взрослыми» именами: Леонид, Татьяна, Ефим… Хотя самого шофера ребята запросто именовали Васей.

Как только Ленька коснулся трубки, соседка тотчас сообщила:

- А я вот была недавно в одном доме, так там детям вообще не разрешают подходить к телефону!

Ленька набрал номер и три раза отчетливо произнес:

- БОДОПИШ! БОДОПИШ! БОДОПИШ!

- Вот видите: начал выражаться! - обрадовалась соседка. Вася Кругляшкин не вытерпел:

- Он не выражается! БОДОПИШ - это, если на то пошло, сокращенное слово:

«Боевой домовой пионерский штаб»!

- Вот именно: «домовой»! - не сдавалась соседка. - Все они - сорванцы и домовые!