Пять веселых повестей

Так было всегда. Тихая Таня молчала-молчала, а потом вдруг высказывала самые дельные предложения, но коротко, в какой-нибудь одной фразе. Ленька тут же, на лету, подхватывал Танину идею, развивал ее - и через полчаса всем уже казалось, что это он, Ленька, все придумал. Да и сам он искренне в это верил.

- Прямо каждый день будем передачи устраивать! - торжествовал Ленька. - И утром и вечером!..

- Может быть, и ночью тоже? - спокойно поинтересовалась Таня. - Знаешь, так хорошо будет: все спят, а мы себе говорим, говорим!..

- Ночью нельзя…

- А утром можно? Занятия в школе отменим - так, что ли? Все домашние задания и книги сразу забросим?

От Таниных слов Ленька всегда, как говорится, приходил в себя, остывал. Так было и сейчас. Выражение его подвижного, худощавого лица мгновенно изменилось: восторг уступил место минутной растерянности, а потом - задумчивости.

- Ну-у… тогда по вечерам будем, - медленно проговорил Ленька. И сразу вновь оживился:- Это даже лучше! Все с работы приходят, все будут слушать!

Мы докажем! Мы докажем этому несчастному виолончелисту, что повесить репродуктор на столб - это еще не все! Это - ерунда! А вот передачи устраивать - другое дело. Пе-ре-да-чи!.. БОДОПИШ всегда что-нибудь придумает! Правда?

- Еще бы! - торопливо поддакнул Владик.

- «Еще бы»! - передразнил его Ленька. - А самого главного-то ты и не узнал!

- Чего это?

- А того - откуда они пластинки запускают. Не с чердака же, в самом деле!

- На чердак я не лазил…

- И не полезешь: испугаешься!

- Я?.. Я?! Я полезу! - внезапно расхрабрился Владик.

- Ладно уж! Все вместе туда пойдем. А по дороге и Фимку захватим.

Ребята подошли к дому и стали на разные голоса кричать:

- Фимка-а! Фима-а!

В окне, на пятом этаже, показалось бледное небритое лицо:

- Фима сейчас спустится!

- Когда протрезвится, всегда добрый! - процедил Ленька. - Рукой закрывается, стыдно!..

Фима был невысоким, худеньким пареньком. На его бледном лице в это утро особенно выделялись большие темные глаза с воспаленными веками.

- Опять ревел? - угрюмо спросил Ленька. Тихая Таня пристально взглянула на Леньку и твердо, отчетливо произнесла:

- Плакал, ты хочешь сказать?

- Ну, пла-акал…- поправился Ленька. - Какая разница! Он взглянул на окно, из которого недавно выглядывало небритое лицо, и погрозил кулаком.

- Ты кому? - удивился Фима.

- Кому? Ясно - кому! Отцу твоему! Фима опустил голову и тихо сказал:

- Не смей!

НА СЕДЬМОМ ЭТАЖЕ

В доме было шесть этажей… Пологий склон крыши был весь утыкан телевизионными антеннами, каждая из которых напоминала Леньке руль деревянного самоката. В трех местах, на одинаковом расстоянии друг от друга, возвышались полукруглые холмики чердачных окон. Из среднего окна вниз, к столбу, тянулись провода. Они были туго натянуты, и Леньке, который любил пофантазировать, вдруг показалось, что двор - это арена гигантского цирка, а в воздухе, над ареной, натянута проволока, на которой какие-то отважные эквилибристы будут показывать свои диковинные номера.

Ленька так долго изучал окно чердака, и провода, и старый деревянный столб, что даже Тихая Таня не вытерпела:

- Ну, я пошла.

- Мы все пойдем! - встрепенулся Ленька. - Туда, на седьмой этаж - на чердак то есть! И все выясним. И почему радио замолчало - тоже узнаем! А то безобразие: поиграли каких-нибудь полчаса - и молчок!

- Можно подумать, что это он все устроил, а кто-то взял и испортил его работу, - тихо, как будто про себя, произнесла Таня.

Она часто говорила о присутствующих в третьем лице. «Он», то есть Ленька, сделал вид, что ничего не расслышал, и потащил ребят к черному ходу, через который можно было подняться на чердак.

«И почему это вход со двора называется «черным»? - сам с собой рассуждал Ленька. - Наверное, потому, что здесь никогда не меняют перегоревшие лампочки, всегда темно, и вполне можно свернуть себе шею…» Словно отвечая его мыслям, сзади раздался испуганный голос Владика:

- Ой, я наступил на что-то живое!

«Что-то живое» громко, гортанно взвизгнуло, прошмыгнуло под ногами у ребят, и уже через секунду откуда-то сверху смотрели круглые, словно электрические пуговицы, зеленые глаза.

- Я надеюсь, ты не отдавил ей лапу? - тихо спросила Таня.

- Если бы отдавил, она бы так быстро не убежала, - еще не оправившись от испуга, ответил Владик.

- Смотреть надо себе под ноги!

- Я смотрю-ю, но только ничего но ви-жу, - оправдывался Владик, который, как и все мальчишки во дворе, побаивался Тихой Тани.

- Даже «своими собственными глазами» ничего не видишь? - съехидничала Таня.

И Владик тут же наткнулся на чье-то пустое ведро.

- Надо искать дорогу по запаху! - предложил Ленька. - Слышите запах кислой капусты? Это бочонок нашей «мадам Жери-внучки». Я знаю! Он на площадке шестого этажа стоит. Вот на него и надо идти.

Все, кроме Тани, дружно зашмыгали носами и через несколько минут были на чердаке. Через крайние окна, словно золотистые прожектора, вливались снопы утреннего света. В этих струящихся солнечных полосах плясали бесчисленные пылинки.

Ленька растерянно почесал затылок:

- А где же третий прожектор?..