«Пятая колонна» и Николай II

А Петроград и окрестности были забиты училищами, госпиталями, запасными батальонами. Теперь направляли еще и части с Кавказа. Хабалов растерялся, что их негде размещать. Генерал Алексеев в это время был тяжело болен, его замещал Гурко. Друг Гучкова. И он-то нашел выход. Указал, что запасные батальоны скоро будут отправлять на фронт, вот и освободятся казармы. А пока направил кавказские части не в Петроград, а в Финляндию. В общем-то, и государь согласился. Казалось, что время еще есть. Противостоять атакам думской оппозиции на самом-то деле оказывалось несложно. Николай II уже понял: если держаться твердо, она скиснет и отступит. А дальше начнется наступление на фронте и изменит всю обстановку. Ну а после победы можно будет разобраться и с оппозицией, и с поведением союзников.

Для подобного оптимизма имелись все основания. На Центральные Державы готовы были обрушиться удары такой силы, что выдержать их неприятели были не способны. Все эксперты сходились на том, что война окончится летом, максимум — осенью 1917 г. Царское правительство уже даже начало подготовку к грядущей мирной конференции, поднимались архивы, изучались соглашения и договоры. А возросшее могущество России союзники в полной мере признавали. Межсоюзническая конференция впервые была созвана не во Франции, а в Петрограде. В феврале прибыли делегации Англии, Франции, Италии.

Французскую миссию возглавляли министр Думерг и генерал Кастельно. В британскую входили военный министр Милнер, банкир Бэринг, Бьюкенен, разведчики Аллей, Локкарт. Согласовывались планы предстоящих операций, произносились речи. Делегации посетили Москву. На обеде в ресторане «Прага» Думерг заявлял: «Необходимо, чтобы исторические несправедливости были исправлены, необходимо, чтобы великая Россия, которая, казалось, уже забыла о своей великой мечте, о свободном выходе к морю, получила его, чтобы турки были изгнаны из Европы, а Константинополь стал бы русским Царьградом… Мы очень близки к цели… наша конференция показала, что теперь мы объединены, как никогда». А Бьюкенен 18 февраля 1917 г. говорил: «Англо-русские отношения никогда не были лучше, чем в настоящее время. Как император, так и большинство русского народа твердо поддерживают англо-русский союз».

Но Милнер с какой-то стати озадачился… необходимостью реформ в России. При встрече с государем он завел речь о том же самом, что недавно пытался внушать царю Бьюкенен. Что в нашей стране нужно ввести «ответственное министерство». Даже называл персональный состав: во главе правительства — Милюков, министром иностранных дел — Струве. Царь был шокирован и оскорблен столь наглым вмешательством во внутренние дела России. Он отказался обсуждать подобные темы.

Однако у Милнера были и другие встречи. С руководителями оппозиции. С тем же Струве, Гучковым, в Москве — с князем Львовым, Челноковым. На обратном пути в Англию секретарь миссии майор Дэвидсон составил секретный доклад «Анализ политического и экономического положения России на февраль 1917 г.». Среди рекомендаций были такие пункты: «Сотрудничать с чиновниками нынешней власти и расходовать средства по мере необходимости для побуждения их к активному сотрудничеству» (то есть подкупать). «Поддерживать самые тесные отношения с ведущими депутатами Думы и представителями земств с целью завоевать их доверие и направлять их деятельность по соответствующим каналам». «Пристально следить за разворачивающимися событиями и иметь наготове заготовки нового правительства, которое придет к власти в России». Как видим, англичане знали о предстоящей революции.

Хотя царь и его министры пребывали в уверенности: с ситуацией они справятся. Так и было. Как раз в период работы Межсоюзнической конференции, 14 февраля, готовилось открытие Думы, намеченного оппозицией штурма. Но арест Рабочей группы оборвал связку между заговорщиками и рабочими массами. А накануне этой даты по городу расклеили объявление генерала Хабалова — беспорядки будут подавляться военной силой. Полиция произвела дополнительные аресты агитаторов на заводах. Родзянко явился к царю, все еще силился шантажировать его. Пугал революционными настроениями и под этим предлогом опять требовал «ответственное министерство». Но государь отрезал: «Мои сведения совершенно противоположны, а что касается настроения Думы, то, если Дума позволит себе такие же резкие выступления, как в прошлый раз, она будет распущена».