Пятая колонна. Рассказы

Дороти. Твоей матери полегчало, Петра?

Петра. Нет, сеньорита.

Дороти. Ты сегодня завтракала, Петра?

Петра. Нет, сеньорита.

Дороти. Возьми себе чашку и выпей кофе со мной. Только поживее.

Петра. Я потом, после вас попью, сеньорита. Очень сильно вчера бомбили?

Дороти. Ой, это было прелестно.

Петра. Сеньорита, вы говорите такие ужасные вещи.

Дороти. Ну правда же, Петра, прелестно.

Петра. На Прогрессо, в моем квартале, на одном этаже шестерых убило. Сегодня утром их выносили; да еще все стекла повылетали на улице. Так и будем зимой без стекол.

Дороти. А у нас тут никогошеньки не убило.

Петра. Можно уже подавать завтрак сеньору?

Дороти. А сеньора здесь больше нет.

Петра. Он уехал на фронт?

Дороти. Ах, нет. Он и не бывает на фронте, только пишет о нем. С нами теперь

другой сеньор.

Петра (печально). Кто, сеньорита?

Дороти (радостно). Мистер Филип.

Петра. О, сеньорита! Как ужасно! (Выходит в слезах.)

Дороти (окликает ее). Петра, эй, Петра!

Петра (покорно). Да, сеньорита?

Дороти (радостно). Посмотри там, проснулся ли мистер Филип.

Петра. Да, сеньорита. (Идет через коридор к двери мистера Филипа и стучится.)

Филип

. Войдите.

Петра. Сеньора велела спросить: вы уже проснулись?

Филип. Нет.

Петра (у двери номера Дороти). Сеньор говорит, что еще не встал.

Дороти. Скажи ему, пожалуйста, Петра, чтобы шел со мной завтракать.

Петра (у двери номера Филипа). Сеньорита зовет вас завтракать; правда, там очень мало еды.

Филип. Передай сеньорите, что я никогда не завтракаю.

Петра (у двери номера Дороти). Он говорит, что никогда не завтракает. Но я-то знаю: завтракает, причем за троих.

Дороти. С ним так тяжело, Петра! Скажи, пожалуйста, чтобы перестал глупить и шел сюда.

Петра (у двери номера Филипа). Она велела прийти.

Филип. Слово-то какое, надо же. Слово-то какое. (

Надевает халат и тапочки.) Маловаты. Наверное, это Престона. А халат – ничего. Надо будет спросить: может, он мне продаст? (Складывает газеты в стопку, открывает дверь, выходит из своего номера, подходит к номеру Дороти и, постучавшись, толкает дверь от себя.)

Дороти. А, вот и ты. Проходи.

Филип. Мы не слишком нарушаем приличия?

Дороти. Филипп, дорогой, ты такой глупышка. Где ты был?

Филип. В каком-то совершенно чужом номере.

Дороти. А как ты туда попал?

Филип. Не имею понятия.

Дороти. Ну, ты хоть что-нибудь помнишь?

Филип. Смутно. Кажется, я кого-то выставил за дверь.

Дороти. Не кого-то, а Престона.

Филип. Правда?

Дороти. Еще какая.

Филип. Нужно его вернуть. Так нельзя, это уже хамство.

Дороти

. Ой, нет, Филипп. Не надо. Ушел – и нет его.

Филип. «И нет его»? Ужасно звучит.

Дороти (решительно). Да, ушел – и дело с концом.

Филип. Еще не легче. Прямо морозина по коже.

Дороти. Дорогой, что значит «морозина»?

Филип. Как мурашки, только еще хуже. Знаешь, как бывает, когда видятся всякие ужасы: то есть, то нет, то как будто за углом поджидают.

Дороти. Но с тобой же так не было?

Филип. Все со мной было. Хуже всего – шеренга морских пехотинцев. Эти, помню, всегда неожиданно в комнате появлялись.

Дороти. Присядь, Филип.

Филип с опаской присаживается на кровать.

Обещай мне кое-что, хорошо? Скажи, что прекратишь пьянствовать и прожигать жизнь без цели, не имея достойного дела. Скажи, что перестанешь изображать из себя мадридского гуляку.

Филип. Мадридского?

Дороти. Да. Пора завязывать с «Чикоте». И с «Майами». И с «Посольствами», с «Министерио», с квартирой Вернона Роджерса и с этой жуткой Анитой. «Посольства», по-моему? – самое отвратительное. Филип, ты ведь больше не будешь, правда?

Филип. А что, есть другие способы проводить время?

Дороти. Сколько угодно! Ты мог бы заняться чем-то серьезным, приличным. Чем-нибудь, где нужна отвага, но хорошим и тихим. Знаешь, что будет, если ты не перестанешь слоняться из бара в бар, якшаясь с кем попало? Тебя пристрелят. В «Чикоте» на днях одного пристрелили. Ужас!

Филип. Мы его знали?