«Пятая колонна» Российской империи. От масонов до революционеров

Для этого их предстояло постригать в монахи и рукополагать в священство. Сектантов-иеромонахов и «пророков» следовало приставлять ко всем начальникам, в каждый полк и каждый город. «Иеромонах, занимаясь из уст пророческих гласом небесным, должен будет секретно совет подать… во всех случаях, что господь возвестит о благополучии или о скорби; а командир оный должен иметь секретное повеление заниматься у иеромонаха полезным и благопристойным советом, не уповая на свой разум и знание». Селиванов должен был стать советником при самом императоре, руководить всей сетью скопческих иеромонахов и «пророков». Эти реформы требовалось хранить в глубочайшей тайне, чтобы «не пометать бисер», а в итоге Россия возвысится, «будет всех сильнейшею победительницею всего мира».

Но тут уж за головы схватились масоны! Ведь они исподтишка занимались тем же самым! Старались потихонечку заразить своими ставленниками церковь и структуры власти, а союзники, хоть и в «тайном» проекте, откровенно выложили их методы! Елянского быстренько объявили сумасшедшим и заключили в соответствующее лечебное учреждение. Впрочем, на деятельности сектантов это совершенно не отразилось. Она развивалась беспрепятственно, ширилась. В 1816 г. скопец-миллионер Солодовников отгрохал для Селиванова настоящий дворец, «дом божий, горний Иерусалим». Со всеми удобствами — там были и личные покои, и салоны для бесед, и разукрашенный зал для радений, и хорошо оборудованные помещения для ритуальных хирургических операций с новообращенными.

В те же самые годы, когда офицеры и аристократы, будущие декабристы, создавали тайные общества и готовили восстание, развернулась усиленная пропаганда скопцов среди столичного гарнизона. Офицеры-заговорщики им не мешали. Особенно успешной была агитация в лейб-гвардии Егерском полку, там возникло гнездо сектантов. А возле «дома божия горнего Иерусалима» вереницами останавливались богато убранные кареты. Мающиеся от безделья знатные дамы, ничуть не таясь и не гнушаясь, собирались слушать проповеди и беседы Селиванова. Светское «общество» в это время как раз захлестнуло повальное увлечение мистикой. Дворяне самозабвенно ходили по спиритическим кружкам, утопали в астрологии, магии, зачитывались книжонками розенкрейцеров, «тайнами храма», «чашами Грааля» и прочей оккультятиной. Скопческие «истины» как нельзя лучше ложились в общую струю.

А вдобавок нравы царили более чем вольные, не иметь любовников и любовниц было как будто и неприлично. Но знать пресытилась обычным развратом. Тянуло к чему-то более острому, опасному, болезненному. В секте оно существовало. Тут воочию соприкасались с людьми, прошедшими страшное и неведомое. Особо ценным гостям разрешали скрытно полюбоваться, как калечат соблазнившихся мужиков и девок. И многих гостей самих влекло в пропасть. Среди «посвященных» появились не только простолюдины, но и гвардейские офицеры. А уж экзальтированных поклонниц Селиванова сдерживала лишь тогдашняя мода со слишком глубокими декольте — «печатей» никак не спрячешь. Пожалуй, даже это не остановило бы, просто не решались стать первыми. Найдись первая рискнувшая, и, глядишь, покатилась бы новая светская мода…

Но в 1818 г. губернатором Санкт-Петербурга был назначен герой пяти войн, генерал от инфантерии Михаил Александрович Милорадович. И вот он-то взялся за скопцов по всей строгости закона. Ему мешали, тормозили, да еще как! Вмешивались высокие покровители, передавали еще более высокие «пожелания». Милорадовича это не останавливало, он не оглядывался ни на кого. Скопцы пробовали воздействовать на него прежними, многократно испытанными методами, но подкупить губернатора оказалось абсолютно невозможно. Пытались пустить в ход и клевету, сфабрикованные обвинения. Тоже не помогло. Репутация генерала была настолько чистой и безупречной, что никакая грязь к ней не прилипала. Опираясь на столичного обер-полицмейстера Горголи, Милорадович собрал достаточные доказательства, и в ноябре 1819 г. начались аресты. К июлю 1820 г. разветвленная питерская организация была полностью ликвидирована, весь ее костяк пересажали, а Селиванова отправили в одиночное монастырское заключение в Суздаль.

Минуло несколько лет, и Милорадович так же прямо и смело выступил против декабристов, пал на Сенатской площади от пули Каховского. Между прочим, вспомнили, заговорили шепотом — вот она, «кара», за то, что поднял руку на «священную» особу Селиванова. Но о какой-либо прямой связи Каховского со скопцами никаких данных нет. А Милорадович представлял немалую опасность и для масонов: выехав на площадь и заговорив с обманутыми солдатами, он со своим колоссальным авторитетом запросто мог повернуть штыки воинов на самих заговорщиков.