Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

Дальнейшие плавания «Мономаха» в Тихом океане. Иокогама. Иокосуку. Зимовка в Нагасаки. В апреле 1892 г. уход в Россию. Сели на мель. Гон-Конг. Сингапур. Коломбо. Аден, Суэцкий канал. Мальта. Кадикс. Шербург, Киль, Кронштадт. Высочайший смотр. Холера в Петербурге. Назначение помощником Главного инспектора минного дела. Переезд в Петербург.

КАДЕТСКИЕ КАМПАНИИ В ФИНСКОМ ЗАЛИВЕ. 1872–1874 гг.

Первое лето класс плавал на фрегате «Пересвет», и одна артель поочередно посылалась на две недели на парусную яхту «Кадет» для парусной практики.

«Пересвет» делал переходы исключительно под парами и большую часть времени стоял на рейдах, занимая нас учениями: парусным, шлюпочным, артиллерийским, греблей и подробным изучением внутренних помещений корабля. Долго мы стаивали на пустынных рейдах, но, однако, посетили в это лето Биоркэ, Транзунд, Роченсальм, Котка, Ревель и Гельсингфорс.

Первая кампания на нас, воспитанников, не видавших вовсе моря, произвела весьма невыгодное впечатление, и многие совершенно разочаровались в прелестях морской службы, так как их ожидания, навеянные романами Купера и Эмара, не только не оправдались на деле, но даже наоборот: жизнь на корабле показалась нам слишком однообразною, скучною, тяжелою, утомительною, и вместо поэзии, ожидавшейся от борьбы с «бурными стихиями», мы чувствовали на себе суровую прозу со стороны судовых офицеров, требовавших от нас строгого исполнения корабельного устава и сажавших нас на салинг за манкирования ночными вахтами, которые нас, 16-летних юношей, жестоко утомляли. Программа первого плавания имела весьма определенную и узкую задачу — приучить нас к корабельной жизни и к строгому исполнению требований морской службы, но мы на первых порах не могли усвоить себе, что эти требования были необходимы и что та поэзия, о которой мы мечтали, придет впоследствии — в дальних кругосветных плаваниях, а нам ее хотелось сейчас.

Но в глубине души мы не могли не сознавать, что эта первая кампания была для нас полезна тем, что развила нас физически: мы окрепли, загорели, стали бодрыми, ловкими и энергичными; морской спорт, гимнастика на высоких мачтах и катание на шлюпках под парусами дали нам то, чего мы никогда не могли бы приобрести в училище. В Ревеле в это лето жил на даче генерал-адмирал Великий Князь Константин Николаевич; его три сына (Константин, Дмитрий и Вячеслав) плавали с нами на «Пересвете». Генерал-адмирал посетил наш фрегат, интересовался результатами первого плавания своих сыновей и затем, взяв их на дачу, в течение стоянки фрегата в Ревеле приглашал к себе тех из наших воспитанников, которые были больше дружны с его детьми.

Относясь по обыкновению с присущими школьникам строгостью и критикой к судовым офицерам, занимавшимся с нами морской практикой, мы, однако, имели кумира — одного из них, это был лейтенант Лев Николаевич Ломен; во-первых, мы знали, что он уже делал два кругосветных плавания, а это в наших глазах был большой козырь; кроме того, мы любили его (хотя и боялись в то же время) за то, что он очень ловко управлялся на катере под парусами и прекрасно знал проводку снастей, что в то время считалось весьма трудным и важным искусством. Мы были непритворно огорчены, когда за месяц до конца кампании Ломен ушел на корвет «Аскольд», готовившийся в то лето к новому кругосветному плаванию под командою П.П. Тыртова (впоследствии Управляющий Морским министерством). Провожать Ломена мы все вышли наверх и, взбежав на марс, кричали с вант «ура», гребцами на его катер вызвались также воспитанники. К 10 августа кадетская эскадра окончила кампанию, нас отвезли в Петербург и до 1 сентября дали каникулы, и многие из кадет уехали домой.

Вторую кадетскую кампанию наш выпуск делал на парусном транспорте «Гиляк». Это был небольшой купеческий барк, несший до того времени службу на Дальнем Востоке, между Камчаткою и Аляскою, в так называемой «Российско-Американской кампании», когда Аляска не была еще продана Северо-Американским Соединенным Штатам.

«Гиляком» командовал капитан-лейтенант А.П. Мессер — тоже морской волк и потому пользовавшийся нашим уважением; имел он скверную привычку (обычную в то время) ругаться непечатными словами.