Пятьдесят три карты

пригласила меня танцевать буги. танцевала она страстно и

самозабвенно. Осколки ее разрезанного платья летали в

воздухе, совершенно обнажая красивые холеные ноги. Слегка

влажные от пота руки она совала мне в рукава и, охватив мои

запястья под манжетами, лихо вертелась вокруг меня,

закидывая свои ноги как можно выше. Наконец и меня захватил

ритм танца. И почти бессознательно совершал я

головокружительные па, поражая окружающих. Мы с ней,

хмельные и возбужденные, опустились прямо на пол. Нам

зааплодировали. Глядя на свежее благоухающее тело Салины, я

не удержался и прикоснулся к ее плечу рукой. Оно было

влажное и прохладное. Она с удивлением взглянула на меня,

погладила мою руку и порывисто вскочила на ноги. Я тоже

встал и взял ее под руку, проводил ее к столику.

- Вам скоро ехать? - спросила она меня, когда мы сели.

- В десять часов утра.

- О, как мало осталось времени. Я хочу побыть с вами.

Давайте уйдем отсюда.

- Давайте.

Мы вышди в сад. Маленькие цветные лампочки едва освещали

сад и дорожку, по которой мы шли. Я взял ее под руку, и она

прильнула ко мне ближе. Мы свернули на более узкую

тропинку, по которой пришлось идти по одному и она прошла

впереди, а я следовал за ней и любовался ее фигурой,

освещенной слабым отблеском долетавшего сюда света.

Наконец, мы подошли к небольшой застекленной беседке. Она

открыла своим ключом дверь и пропустила меня вперед.

Задрапированные плотной тканью окна совсем не пропускали

света. В беседке было темно как в банке с тушью. Я

наткнулся на столик и чуть не упал, потом нащупал рукой

что-то мягкое и сел, пытаясь присмотреться, но тщетно. Было

совершенно темно. Где-то рядом я услышал дыхание Салины.

Вдруг звонко щелкнул выключатель и синий матовый свет

немного осветил беседку. Роскошное убранство этого уголка

ошеломило меня. Я сидел на широкой бархатной тахте,

покрытой чудесным персидским ковром. Рядом стоял маленький

круглый столик с цветами в хрустальной вазе, отделанной

золотом. У столика два пуфа, на одном из них сидела Салина.

Справа блестело огромное трюмо, на полочках которого были

расставлены в красивом беспорядке флаконы духов. Почти

посредине комнаты высился великолепный торшер с широким

голубым абажуром. Пол был покрыт ковром во всю комнату.

Окна завешаны синим бархатом, а потолок задрапирован алым

шелком. Я не упомянул еще низенький шкафчик с книгами, но

он мне не бросился в глаза, я заметил его позднее. Салина

была довольна впечатлением, которое произвел на меня этот

тихий волшебный уголок. Она молча смотрела на меня, ожидая,

когда я заговорю сам.

- Что это? - спросил я.

- Это мое убежище. Нравится?

- Здесь чудесно, особенно, когда вы здесь.

- Без меня не может быть и этой беседки. Когда я буду

уезжать отсюда, я ее сожгу. Здесь у меня было столько

приятных минут, что я ревную ее ко всякому, кто мог бы

получить в ней то же самое. Я очень привязалась к вещам,

некоторые из них я люблю как живые. Это называется

фетишизмом, но меня не пугает это слово. Пусть называется

как угодно, но мне так нравится. А у вас есть любимые вещи?

- Нет, впрочем, есть, - и я вспомнил карты и туз червей.

- Что это за вещь? - спросила она, глядя в зеркало.

Мне не хотелось говорить ей про карты, и, чтобы замять

разговор, я переменил тему.

- Какие у вас чудесные волосы. Они придают вашему лицу

невыразимое очарование.

Она кокетливо тряхнула головой и, мило улыбнувшись,

ответила:

- Я только боюсь, что скоро останусь лысой. Уж слишком

много желающих на земле иметь их на память. Хотите, я вам

отрежу локон?

- Вы очень добры ко мне. Чем я заслужил ваше внимание?

- Ничем. Вы интересный мужчина. Вы мне нравитесь. Она

поднялась с пуфа и подошла к трюмо. Отыскав ножницы, она

быстро отрезала длинный локон у виска.

- Нате! - она бросила мне волосы, и они, как тоненькие

серебряные змейки, рассыпались передо мной. Я бережно

подобрал их и положил в портсигар. А она причесалась,

протерла лицо и руки духами и села на свое место.

- Почему вы такой робкий и молчаливый?

- Я не молчаливый. Я просто поражен вами и всем этим

и никак не могу придти в себя.

- Хотите, я покажу вам журналы, в которых помещены мои

портреты? - Она подошла к шкафчику с книгами и вытащила

оттуда целую кипу, - вот я во Франции на конкурсе красоты

Мисс Вселенная 1945 года. А вот я в Дании... А вот это в

Бельгии. Смотрите, какой шикарный кабриолет. Я специально

привезла его из Америки, чтобы ошарашить королеву.

- Получилось?

- Еще бы. Королевой была я, а она только присутствовала

при мне. Салина выбрала из кучи один красочный журнал и

показала его мне. На обложке фотография женщины в таком

тонком платье, что можно было бы считать ее просто голой.

На ее руках были черные перчатки, инкрустированные

блестками, в черных волосах пламенем горела рубиновая роза.

Сквозь узкие прорези черной бархатной маски просвечивали

искорками зрачки глаз.

- Узнаете, кто это?

- Наверное, вы.

- Это я так была одета в прошлое рождество на празднике в

Майами, там было много почтенных дам, они шарахались от

меня, как от чумы, - со смехом сказала она, любуясь своей

фотографией, - Но все остальные были потрясены

экстравагантностью моего костюма, парни бегали за мной