Пятьдесят три письма моему любимому

Когда я успокоилась, он вытер слезы с моего лица.

– Я передумал, – заявил он.

– Насчет чего?

– Насчет превращения в козла. Лучше уж я буду раскидывать какашки во все стороны до конца жизни, чем видеть, как ты плачешь.

– Давай лучше обойдемся и без того, и без другого, – улыбнулась я.

– Договорились. И знаешь, что еще? – Он схватил меня за руку. – Мы должны пойти наслаждаться этим днем на всю катушку.

Мы прошли по старому настилу мимо беседки и вышли на длинную дорожку песка, идущую вдоль озера. Она узкой полосой вдавалась в сосновый лес. Между высоких деревьев в тени стояли шезлонги.

– Что это? – указала я на круг, выложенный из серых камушков с нарисованным посередине белым «Х».

– Понятия не имею, – он подошел поближе, рассматривая.

– Какая чистая вода, – сказала я и потянула его за собой.

Разувшись, мы зашли в озеро. Оно сияло, как миллион бриллиантов, прохладное, тихое и спокойное.

Держаться за руки, гулять на солнце, слушать шелест волн – вот из чего состоят идеальные минуты.

– Так что мы сегодня делаем? – спросила я.

– Ну, я думал, съездим в город, посмотрим чего-нибудь, может быть, пообедаем.

– М-м-м, – привстав на цыпочки, поймала я его губы.

– М-м-м, – он обхватил мой затылок, усиливая поцелуй.

Не прерывая его, он опустил меня на землю, а может, это я потянула его за собой. Да и неважно. Камушки на пляже, вода в озере, солнце в небе – все куда-то исчезло.

– Да, – шептал он мне между жаркими, влажными поцелуями. Я потерлась об его набухающий от желания стержень.

Расстегнув джинсы, я выпустила его на свободу, ахнув от твердости и размера. Моя жажда стала яростной и жадной. Отдавшись порыву, я целовала его, забыв обо всем. Трой сдвинул мои трусики набок. Я едва заметила, как он вытащил из меня тампон, прежде чем войти на всю глубину.

– Скажи мне. – Его глаза впивались в мои с неукротимой жаждой.

Я застонала и зажмурилась, но он прижал руки к моему лицу и сжал щеки, так, что мне пришлось открыть губы.

– Скажи. – Он входил в меня глубже и глубже, ритм переходил в мощное стаккато. Меня пронзали белые удары молнии. Я обхватила его ногами, мои пальцы сжались в экстазе. «Трой, я твоя. Вся твоя!»

– Моя! – Он закинул мои ноги себе на плечи и вонзился в меня. Его тело задрожало в мощном освобождении.

– Моя, Свекла. Совсем моя, – сказал он, целуя меня в краешек рта, когда мы приходили в себя после порыва страсти.

Потом он повернул меня так, чтобы я лежала на нем, и стряхнул мне со спины песок. Обнял и прижал к себе, словно не собирался никуда никогда отпускать.

34. Смятые розы

6 августа 2000 года (2)

– Повернись, – сказал Трой, поднимая душ и поливая мне спину.

Вокруг моих ног собирались смытые песчинки.

– Похоже, я унесла в волосах половину пляжа, – рассмеялась я.

– Это расплата за твои кудряшки, Медуза. – Он поднял душ еще выше и окатил мои волосы.

– Эй! – Его намыленные руки спустились ниже и обхватили мою грудь. – А там песка уже нет.

– Все должно быть наверняка, – ответил он. – Твоих сосков должно касаться только это. – Его зубы стиснули мягкий бугорок, он тут же накрыл его языком и лизал, пока я не застонала. Когда он перебрался к другой груди, мне показалось, что вода стала еще горячее.

– У тебя такая мягкая грудь. Я чуть не забыл, что у тебя там, наверно, все натерто. – Он шагнул назад и улыбнулся, глядя, как я заливаюсь краской при мысли о нашем жадном, страстном соитии у озера.

– Моя очередь. – Я начала намыливать его.

Твердые, теплые мышцы блестели под струями воды. Мои руки скользили по его прессу и ниже, спускаясь к мощным бедрам.

– Если не хочешь потом ковылять, как утка, тебе лучше остановиться.

– Я не ковыляю, как утка!

– Пожалуй. Это больше похоже на пингвина.

– Трой!

– Но это самый сексуальный пингвин на свете. Ты даже не представляешь, как меня возбуждает сама мысль, что это из-за меня. – И он дал мне почувствовать, как именно. – Но я думаю, Свекла, что тебе надо немного прийти в себя. – И он повернулся, подставляя мне спину.

Я ахнула.

– Что такое? – спросил он.

Я провела по длинной алой царапине вдоль всей спины, оставленной моими ногтями.

– А. Ну что ж, я тоже не ушел невредимым, – рассмеялся он.

Выйдя из душа, мы завернулись в пушистые белые полотенца. Я смотрела, как он, протерев запотевшее зеркало, брился перед ним по старинке, с помазком, мыльной пеной и опасной бритвой, нанося на лицо слои пены круговыми движениями.

– Это так заводит, – сказала я, восхищаясь таким мужским ритуалом.

Его рука замерла, не закончив движения. Наши взгляды встретились в зеркале. Он довел бритву до конца, вытягивая шею. Мне захотелось покрыть ее поцелуями.

– Иди сюда, – повернувшись, он пристроил меня между колен.

От его свежего, пряного запаха, усиленного теплым паром, у меня зазвенело все внутри.

– И это всегда будет вот так? – спросила я.

– Всегда. – Он вручил мне бритву.

– Я не смогу.

Он взял мою руку и начал направлять ее.

– Держи руку ровно, наклони лезвие. Вот так.